Скоро в квартире появилась воспитательница, присланная неким благотворителем, потом учителя. Софья Ивановна не удивилась, когда на ее счет начали поступать деньги, а в квартиру время от времени стал приходить портной, который потом приносил для Андрея одежду. Новокщенова уже не боялась за мальчика, и была уверена, что государь оставил его в покое, по крайней мере, до продолжения его учебы, в каком-нибудь военном училище.
Летом, когда Андрей гулял во дворе с воспитателем, она увидела, как к дому подъехала почтовая карета. Дверцы ее распахнулись, но никто не вышел. Карета покинула двор, едва воспитательница с мальчиком направилась к дому. Такое потом повторялось не раз до глубокой осени. У нее не было сомнения, что в карете приезжал сам государь.
Император появился в квартире неожиданно в день рождения Андрея. Софья с удивлением посмотрела на вошедшего высокого красивого мужчину. Он был одет в синий открытый спереди короткий сюртук, шелковый темно-синий жилет и серые брюки. На голове императора, которого она не сразу узнала, возвышался цилиндр. В правой руке он держал тонкую тросточку с серебряным набалдашником, а левая рука, одетая в перчатку, сжимала снятую с правой руки.
Очнувшись от оцепенения, Софья низко поклонилась и дрожащим от волнения голосом произнесла:
— Проходите, ваше…
Николай Павлович махнув перчаткой, прервал ее.
Они бы еще долго стояли в недоумении, глядя друг на друга, но взрослых выручил Андрей. Он подбежал к гостю, взял его за руку и повел в другую комнату. Софья, немного помедлив, последовала за ними.
Раскрыв двери, Новокщенова «ахнула», прикрыв платком рот. На полу друг против друга сидели император и его сын. Они расставляли оловянных солдатиков и пушки. Андрей с деловым видом объяснял гостю правила игры, выдуманные им самим. Цилиндр, тросточка и перчатки лежали в стороне.
Постояв возле раскрытой двери, Софья тихо вышла из комнаты.
«Вот бы Оленька жива была, видела, как отец с сыном играют, — думала она, сидя за столом и вытирая платком слезы. — Первый раз увиделись, и Андрюша признал его. Он так учителей не встречает, а незнакомых людей и вовсе не признает. А здесь сразу взял за руку и повел в святая святых — к своим игрушкам!»
В памяти ее замелькали картинки из прошлого: Сенатская площадь, гарцующий на коне император и Ольга Мещеринова, отбирающая от студента полено, Ольга в кровати пишет прощальное письмо государю, Николай Павлович стоит возле входа в Летний сад и рассеянно смотрит мимо нее, куда-то в глубь сада…
— Вот мы и подружились, — голос государя, прерывает ее размышления. В дверях стоял улыбающийся Николай Павлович, и рядом, прижавшись к нему, улыбался Андрей. На голову Андрюши был нахлобучен цилиндр. В правой руке он держит тросточку, а в левой зажаты перчатки.
Император навестил их в Новый год, привез много подарков и опять играл с Андреем в солдатики. Потом он приехал весной. Государь был в военном мундире без эполет, потертом на локтях от работы за письменным столом. Сразу у порога Николай Павлович присел на корточки, чтобы поздороваться с Андреем за руку, а тот неожиданно обхватил отца за шею.
На это раз они не играли, а рисовали. Николай Павлович хвалил Андрея, говорил, что у него есть талант. Когда же государь стал прощаться, Андрей сморщился и, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать, убежал к себе в комнату.
— Ваше величество, — сказала Софья, посмотрев на дверь, — Андрею уже седьмой год. Если вы не желаете, чтобы он знал, кто его отец, вам лучше не приходить сюда. В таком возрасте дети начинают быстро привыкать и в их памяти образы старших остаются надолго, если не навсегда.
— Спасибо, — сказал государь. — Я подумаю, как мне поступать дале.
Как только в России возникло министерство имуществ, а Павел Дмитриевич Киселев был назначен министром, первым, кто обиделся на императора, был министр финансов Канкрин. В шутку он назвал новое ведомство не только министерством имуществ, но и преимуществ.
На то были основания. Ранее министерство финансов, которому подчинялись казенные крестьяне, стремилось, прежде всего, к исправному получению податей и выбиванию недоимок. Отныне, с учреждением нового ведомства, на первый план выдвигались задачи организации новой системы управления крестьянами. Вместо губернских казенных палат министерства финансов образовывались палаты государственных имуществ, в уездах начинали создавать органы самоуправления крестьян, в которых обучали крестьян рациональному ведению хозяйств.
К озабоченности любимого министра финансов Николай Павлович относился с иронией. Его больше тревожило не мнение Канкрина, а то, как его подданные оценивают крепостную реформу.
Задолго до этого, в 1834 году, Николай Павлович поддержал выход в свет книги Пушкина «История Пугачева». На ее издание из государственного казначейства выделили кредит в 20 тысяч рублей. Во втором томе были помещены извлеченные из архивов документы с описанием убийств помещиков. С выходом издания, император хотел напомнить дворянам об опасности крепостного права и тем более злоупотребления им.135