Эхо Погибших Империй

— В молодости ты мечтал об этом. А кто предложил тебе место?

— Остались знакомые... Еще с юношеских пор.

«Отец вступит в Совет? Примет участие в управлении городом? Интересно... Впрочем, довольно сложно представить его в этой роли». Омунд прервал размышления сына:

— Ах, да, и еще. Ты слышал о том, что творится в мире? Аклонтисты направили ноту в Кариф. Хотят навязать им свою религию.

В первые мгновения Ниллону показалось, что только что отец сказал о вещах, относящихся к каким-то далеким землям, и все эти события никак не изменят размеренный уклад жизни тихого приморского городка, однако вскоре он почувствовал, как его лицо наливается кровью, а челюсти сжимаются в бессильном гневе.

— Карифяне ведь не пойдут на это? Верно, отец?

Омунд покачал головой.

— Карифяне в меньшинстве. И если они примут аклонтизм, у нас уже не останется выбора...

— Нас много! — с жаром уверил Ниллон. — Карифяне, люди Побережья: мы – свободолюбивый народ, и не позволим навязывать нам сиппурийских богов! Геакронцы, хотя и живут под пятой тирана, но, думаю, тоже выступят против аклонтистов!

— Что ж, — вздохнул Омунд, — историю писать молодым. Я устраняюсь. Смею лишь надеяться на то, что я пролил на тебя свет просвещения в достаточной степени, чтобы ты не наделал по молодецкой горячности лишних глупостей.

— Твой вклад в мою жизнь ни с чем не сравнить, отец.

И, чтобы не съезжать на сентиментальности, Ниллон поспешно добавил:

— Ладно, я, наверное, схожу еще прогуляюсь. Загляну к тебе, как дочитаю про Гаюхварта!

«Надеюсь, он не заметил дрожь в моем голосе...»

Омунд Сиктис кивнул, расплывшись в кривой улыбке.

Несмотря на произнесенную перед отцом речь, полную страстной решимости, Ниллон покидал библиотеку с тяжелым сердцем. Аклонты... Это чужеземное, жуткое слово свинцовой иглой пронзало его сознание. Вера, взявшаяся из ниоткуда почти полтора века назад... и покорившая мир. Страны Роа, не признавшие Святых Аклонтов своими богами, можно было перечесть по пальцам одной руки.

И теперь тень Чаши — а именно таков был символ аклонтистов — нависла и над Карифом. А значит, и над Союзом Побережья. Это не могло не беспокоить Ниллона. Пытаясь развеять тревогу, он продолжал бесцельные скитания по прямым, чисто выметенным улочкам Пранта. Ниллон сам не заметил, как оказался перед заброшенным зданием прантского театра. Он присел отдохнуть на ветхую скамейку, сиротливо стоящую на пустыре перед ним. Мать рассказывала ему, что в детстве она ходила сюда пару раз на спектакли, а потом театр закрыли из-за того, что городская казна несла лишь убытки от его содержания. Ниллон никогда не был в театре, да и желания наблюдать за представлением лицедеев у него не возникало, но вид огромного здания с обшарпанными стенами и чернеющими оконными проемами вызывал у него тоску.

«И снова эта ломота в теле... — подумал Ниллон. — И эта сонливость. Даже дышится тяжело...

— Кха-кха-кха...

«Черт! И снова этот кашель... Да что ты будешь...»

Вдруг его взор упал на русоволосую девушку, кутавшуюся в дорожный плащ. Она с растерянным видом разглядывала холодную громаду здания театра.

«Нездешняя», — решил Ниллон. Он всегда испытывал некоторую неловкость в общении с противоположным полом, даже если дело касалось пустяков. Но сейчас эта девушка выглядела так одиноко на фоне мрачного заброшенного здания, что он все же решился заговорить, ведомый простым желанием помочь незнакомке:

— Простите! — крикнул он, после чего девушка тут же повернула голову в его сторону. — Вы что-то ищете? Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Ох! Я думала, я здесь одна, — слегка растерянно произнесла девушка, тем не менее, сделав несколько осторожных шагов в сторону скамейки, где сидел Ниллон. — Как это я вас не заметила...

«Карифянка», — понял Ниллон по тому, как чудно́ она произносила некоторые гласные звуки. Этот выговор звучал непривычно для уха жителя Побережья, хотя язык у них с карифянами был общий, эйрийский.

Девушка подошла ближе. Она показалась Ниллону необычайно красивой: правильный небольшой нос, аккуратный подбородок, соблазнительные ямочки на щеках, в крупных, выразительных карих глазах читалось какое-то почти детское любопытство. Поднявшийся ветерок трепал ее светло-русые волнистые волосы, бросая пряди на лицо. Девушка была хорошо одета: богатое шерстяное платье бурого цвета, дорожный плащ с причудливой застежкой на шее и черные кожаные сапоги с серебряными пряжками. Незнакомке было лет восемнадцать-девятнадцать на вид, она была стройна, и несколько выше Ниллона ростом.

— Я просто... сидел и отдыхал... — растерянно протянул он. — Я подумал, что вам может понадобиться какая-нибудь помощь...

— Помощь? Хм. Я что, выгляжу беспомощной? — незнакомка шутливо нахмурила брови, и тут Ниллон вдруг заметил висящий у нее на поясе короткий макхарийский ятаган.

— Вовсе нет! — выдохнул Ниллон. — И должен заметить, это очень предусмотрительно с вашей стороны: иметь средство защиты, находясь в чужом городе.

Девушка подозрительно сощурила глаза.