Нина Настасья из тех уважаемых музыкантов-ветеранов, которые раньше могли зарабатывать себе на жизнь с помощью немногих, но преданных фанатов. Пятидесятичетырехлетняя Настасья изредка пишет запоминающиеся песни, которые один критик охарактеризовал как «крошечные снежные шары, в каждом из которых – новая сцена из мифов ее народа», а слушатели нередко называют спасительными. Ее видео в интернете на нескольких языках украшены комментариями вроде «Ты потрясающая, и твой голос помог мне пережить худший период моей жизни» и «Мне больше не нужно есть, пить или быть любимой… Мне просто нужна ее музыка». Вместе со своим партнером и соавтором, художником Кеннаном Гудьонссоном, Настасья живет в квартире площадью в двести квадратных футов[61]
в районе Челси на Манхэттене. Большую ее часть занимают спальные места. Гудьонссон работает в гостиной, комнате, заполненной старыми часами, головами животных, куклами собственного изготовления и древней продавленной односпальной кроватью. Когда он говорит, что «у Нины есть студия», он имеет в виду туалет.Настасья всегда сопротивлялась коммерциализации. В самом начале, в середине 1990-х, она отказалась продать права на песню для рекламы Mazda за сумму, которой хватило бы на покупку дома. Пару лет спустя она упустила шанс продать свою первую пластинку с помощью дочерней компании Time Warner, крупнейшего игрока музыкальной индустрии в то время, потому что парень с лейбла хотел написать бридж[62]
для демо-записи, чтобы сделать ее более подходящей для радио. Вместо этого она и Гудьонссон сами спродюсировали альбом – аналоговую запись на физических носителях, что по тем временам было почти неслыханно.В последующие десять лет вышли еще пять альбомов, записанных на инди-студиях. В перерывах пара гастролировала от Португалии до Польши, играла в Сербии, Сибири, на Дальнем Востоке России. Они планировали вернуться в Сибирь, на этот раз зимой. По собственным словам, Настасья любит трудности, такие места, где необходимо старание, чтобы привлечь внимание публики. Например, на концерте в ирландском Лимерике (его еще называют городом ножей) их предупредили, что не стоит гулять по окрестностям. Один из клипов Нина записала экспромтом в туалете одного венского клуба: только она и ее гитара в кабинке, покрытой граффити. Гастроли стали для пары образом жизни, способом повидать самых близких друзей. Дорога, по словам Гудьонссона, «это второй дом».
Но по мере того как летели годы и музыкальный бизнес менялся, дела шли все хуже. Они ожидали, что их ограбит индустрия, но теперь их обдирали фанаты. Дармовая музыка означала бесплатную рекламу, но также и то, что лейблы, промоутеры и букеры[63]
ленились, ожидая, что их работу сделают за них. Теперь мало «просто спеть свою чертову песню» на видео, – говорит Настасья. Нужна изюминка. «Ты должен играть свою музыку, болтаясь на трапеции или петляя на американских горках».Ее первый лейбл перестал выпускать что-то новое, потому что больше не мог за это платить. Ее следующий, FatCat, хотел, чтобы она завела канал на YouTube – для видео, которые она описывает так: «Эй! Здравствуй! Это Нина! Я проснулась сегодня утром, съела тост и начала писать эту песню…» В 2009 году, погрязшая в долгах по кредитам, пара сдалась и лицензировала песню для рекламы Volvo.
Именно Гудьонссон описал процесс погони за мизерными гонорарами как «охоту на воробьев в лесу» – сложное и утомительное мероприятие, если, как он и Настасья, делаешь это самостоятельно. «В цифровом мире, помимо музыки, живет еще одна навязчивая идея – выяснить, где генерируется доход, – говорит он. – Потому что он делает это все время». Гудьонссон подсчитал, что, несмотря на неоднократные угрозы судебного иска, британский лейбл FatCat все еще должен им не менее 100 тысяч фунтов стерлингов. «Это деморализует, – добавил он. – Чувство, будто ты застрял». Мысль обо всем, что связано с записью другого альбома, кроме создания музыки, становится непреодолимой – как и мысль о смене лейбла, возвращении к самопродюсированию или созданию другой группы. С 2010 года Настасья записала три альбома, но не выпустила ни одного. Музыкальные журналисты стали говорить о ее исчезновении. Она пыталась полностью сменить карьеру, запустив линию одежды, – другими словами, «План Б», – но предприятие в конечном итоге провалилось.