Эксгибиционист. Германский роман

В это волшебное пространство пришел Пауль Йоллес в компании своих рыжеволосых и прекрасных дочки и сына, очень веснушчатых. Это типаж, который можно встретить в Швейцарии, еще чаще таких людей можно встретить в Ирландии, но они там, как правило, ниже ростом. В Швейцарии этот рыжий веснушчатый тип бывает высокорослым. Вдруг этот господин и проницательный ценитель искусства спросил: а вот этот мальчик тоже что-то рисует? В ответ на это были извлечены на поверхность и показаны мои рисунки. Вдруг господин Йоллес, бывший государственный секретарь, проявил желание приобрести несколько рисунков. Он приобрел пять, или шесть, или семь рисунков и заплатил за них. Я чистосердечно пытался подарить ему эти рисунки, поскольку я всегда охотно дарил свои работы. Мне не приходило в голову относиться к ним как к объектам продажи. На это Пауль Йоллес с очень обаятельной и в то же время саркастической улыбкой, которая в целом ему была свойственна, сказал, что сегодня происходит качественный скачок, трансформация, мол, «ты в этот момент становишься профессиональным художником, продающим свои работы, и именно я хочу быть человеком, который инициирует этот процесс». Я прекрасно помню фразу, которая заканчивала эту тираду: «Когда будешь писать свои мемуары, не забудь об этом рассказать». Дорогой Пауль, мне очень жаль, что Вы уже ушли в другой мир, но я не забыл Ваше пожелание. Действительно, спасибо большое, Вы инициировали меня. С тех пор я с гордостью называю себя коммерческим художником и настаиваю на этом. Это произошло еще до того, как я напечатал свою первую иллюстрацию в журнале «Веселые картинки» и получил за это гонорар. Это действительно были первые в моей жизни деньги, заработанные продажей моих творений.

Самое поразительное, что всё это уже описано в одних мемуарах, а именно в мемуарах самого Пауля Йоллеса. Когда я их читал, меня поразило одно психоделическое обстоятельство: вот я, будучи очень молодым человеком, читаю свое описание в мемуарах очень старого человека. Вроде бы по общей схеме ты представляешь: пожилой (стареющий) человек описывает каких-то уже умерших людей, друзей своей молодости, а тут ты сам еще молодой, а кто-то уже уходящий и исчезающий тебя описал, и это уже опубликовано, в книге ты видишь свою фотографию. Пауль Йоллес в конце жизни написал мемуарную книгу, и в этой книге нет ни слова о политической и дипломатической деятельности, о его карьере. Мемуары целиком и полностью посвящены общению с московскими художниками. Возможно, вся его остальная деятельность была засекречена и не подлежала огласке. Во всяком случае, человек очень полюбил этот круг художников и их искусство. Произведения этих художников украшали его дом в Берне, где я потом многократно бывал.

Впоследствии наше общение с ними продолжалось, они продолжали приезжать. Я помню момент глубокого отчаяния и отчаянных попыток найти путь к излечению моей мамы, когда она была уже очень тяжело больна. Я в тот момент находился под влиянием Ромуальда Ричардовича Яворского, старшего брата моего отчима. Мы очень увлекались Рудольфом Штайнером. Среди сочинений Штайнера, которые подвергались нашему подробному изучению, мы нашли свидетельство о препарате, который Штайнер считал практически панацеей, средством от очень многих тяжелых и неизлечимых болезней. У Штайнера есть очень странная работа, посвященная омеле: «Омела – животное-растение Луны». Штайнер считал, что омела не является целиком и полностью растением, что она представляет собой нечто среднее между животным и растительным организмом. Омела – это нечто вроде чаги, грибковое образование на теле других растений, растение-паразит. Ему было откровение, в числе других откровений, где его посетило абсолютно определенное знание, указавшее ему на омелу как на средство лечения очень многих болезней, в том числе онкологических. Наведя справки, мы узнали, что действительно, в Дорнахе, в центре штайнерианской антропософии в Швейцарии, есть небольшая фармацевтическая фабрика, которая занимается производством лекарства на основе этой омелы по рецепту, который составил сам Рудольф Штайнер. Поскольку в тот период мы цеплялись за разные формы надежды, за самые разные упования, в какой-то момент мне показалось, что это луч надежды.

Я встретился с Йоллесами в конце 1985 – начале 1986 года в мастерской у Кабакова с целью попросить их достать это лекарство, этот препарат. Они в тот момент вернулись из Грузии и привезли с собой восхитительное домашнее вино «Киндзмараули». Я помню, что впал в какое-то состояние эйфории, потому что они обещали в скорейшее время прислать препарат. Свет, исходящий от их лиц, и вкус этого потрясающего грузинского вина, и счастливое лицо Кабакова, который тоже испытывал эйфорию, потому что это был момент, когда для него открывалась долгожданная дверь на Запад. В этот момент обсуждалось решение о его первой большой персональной серьезной выставке в музее Берна, которую как раз Йоллес и организовывал.