Сопровождаемый свитой, я быстро взлетел по широким сходням, поднявшись на борт своей галеры. Пехотинцы третьей роты первого полка, с которыми нам предстояло совместное плавание, уже разместились за галерными вёслами. Опустевшие пристани начали занимать просачивающиеся сюда гомонящие толпы народа – кто-то плакал, кто-то крестил речную флотилию, кто-то веселился.
От причальной стенки и от вкопанных на берегу ряжей отряды смоленских ополченцев, под командованием оставшегося на хозяйстве в столице Перемоги, стали отдавать швартовы.
Вот он, момент истины настал! На моей флагманской галере вверх по мачте взмыл специальный флажной сигнал, и одновременно с ним раздался холостой выстрел из пушки. Условленные сигналы немедленно сработали, и собранная у стен Смоленска речная армада начала дружно отчаливать от родных берегов. Экипажи заработали вёслами, на палубах стали расправлять паруса, ловя в них попутный западный ветер.
Пристани, Торг, да и вообще днепровские берега разразились, словно гром небесный, оглушительными криками и ором. Люди все повскидывались и что есть сил замахали пустыми руками или же зажатыми в руках шапками, платками и платочками, провожая начавший вспенивать вёслами воду флот.
Глядя на раздувающиеся паруса, поднимающиеся и опускающиеся вёсла, я думал о том, как долго готовился к этому дню и часу, обучая людей, создавая невиданные прежде войска, перевооружая их и облачая в новые доспехи, непрерывно создавая и развивая промышленную базу, без которой ничего бы этого вообще никогда не состоялось! Сил и средств было затрачено немерено! Первые обнадёживающие результаты в виде разгрома под Смоленском неприятельских сил уже есть в нашем активе. Теперь остаётся выяснить, насколько моя армия мобильна и как она себя проявит, сражаясь вдали от дома.
Глава 8
Ростислав Мстиславич был в гневе, плохо сдерживаемая ярость буквально клокотала в нём. Мало того что захват великокняжеского Смоленского стола провалился, так его сыновец (племянник) посадил свои смердьи полки в ладьи и поплыл с ними на восток, вверх по Днепру. Но окончательно его добило сегодняшнее известие о предательстве собственных бояр, сбежавших к смоленскому князю. Их и выжило-то всего с гулькин нос – меньше десятка, остальные погибли под стенами Ильинского конца. Здоровых дружинников тоже мало – семь десятков. И как, спрашивается, с такими ничтожными силами воевать с Владимиром? Придётся срочно горожан с окрестными смердами (по примеру ненавистного Владимира) исполчать, чай, хватит сил отсидеться в осаде, если не за городским частоколом, то за крепкими дубовыми стенами детинца.
О сражении в открытом поле Ростислав Мстиславич даже не помышлял. Его последней надеждой был вяземский князь Владимир Андреич, а точнее, дорогобужский князь до самого последнего момента надеялся на помощь, вроде как обещанную владимиро-суздальскими князьями.
Не прошло и трёх суток с момента отплытия из Смоленска, как речная флотилия дошла до Дорогобужа. Галеры были способны и за день добраться до места назначения, но их сдерживали не такие проворные суда сопровождения.
Действовали мы внаглую. О силах, располагаемых дорогобужским князем, нам было доподлинно известно из сообщений переметнувшихся на нашу сторону дорогобужских бояр.
Плацдарм внезапным наскоком заняли ратьеры, двигавшиеся все это время параллельно судовой рати вдоль берега Днепра. Пехотинцы, прикрывшись корабельной артиллерией и стрелками, сразу с нескольких галер стали высаживать десант прямо на городской причал в районе его южной окраины, поодаль от городских стен окольного города. На бревенчатый помост, гремя железом, бойцы спрыгивали с мостков целыми взводами. Под их весом причал угрожающе раскачивался.
Десантирующиеся с галер подразделения сразу же устремлялись к портовым амбарам и начинали там укрепляться. За исключением редкого и неэффективного навесного обстрела из луков, иных каких-либо агрессивных поползновений со стороны города мы так и не дождались.