Экспонента. Как быстрое развитие технологий меняет бизнес, политику и общество

Знаменитое эссе Лессига Code is Law («Код есть закон»), опубликованное в начале нынешнего тысячелетия, было и остается замечательным и во многом провидческим текстом. «Код устанавливает порядок, — пишет Лессиг. — Он либо способствует созданию ценности, либо нет. Либо дает свободу, либо лишает ее. Либо обеспечивает защиту частной информации, либо позволяет отслеживать и собирать данные». Получается, что разработчики кода получили беспрецедентную власть. «Люди решают, как именно код будет действовать и оказывать влияние. Код пишут люди, а потому нет больше сомнений в том, что именно люди определяют, как развиваться киберпространству. Люди — то есть авторы кода — принимают эти решения. Вопрос лишь в том, сможем ли мы как общество влиять на их решения и формировать подходы к регулированию важных вопросов или позволим разработчикам определять наши ценности и приоритеты за нас». По мнению Лессига, мы недостаточно вдумчиво анализируем мотивацию самих разработчиков, а ведь это и есть те самые люди, которые создают правила развития интернета[462]

.

Это первый и, кажется, самый разрушительный сценарий вторжения рынка в сферы жизни общества, прежде считавшиеся не подвластными прямому влиянию коммерции. Нам потребовалось немало времени, чтобы это осознать. Лессиг предсказывает, что без слаженной работы государства технологические элиты станут законодателями в цифровой среде, и с этим сложно не согласиться. На деле же эти новые законодатели оказываются даже менее управляемыми и готовыми отвечать за собственные действия, чем думал Лессиг, ведь давно уже правила определяют не отдельные разработчики, а гигантские и безликие корпорации. Когда Лессиг писал свой текст, лучшими технологическими компаниями в значительной мере управляли сами разработчики, скажем Microsoft или Yahoo!. Корпоративную культуру формировали инженеры, и этим многое объяснялось. С тех пор многие из этих организаций радикально изменились. Там теперь есть продуктовые менеджеры и команды, занятые созданием правил, которые в огромной мере влияют на то, как и какой код пишется. Новые руководители в гораздо большей степени заняты максимизацией прибыли, чем программисты 1990-х годов, и это понятно — в наши дни и приз неизмеримо больше!

Влияние разработчиков — и их боссов — ощущается в двух несвязанных областях общественной жизни. В целом, как и предупреждал Лессиг, меняется сам состав группы, формирующей законы. А конкретнее, меняется круг идей, подлежащих публичному обсуждению, — и цензорами становятся технологические компании. Правила определяет Facebook, причем обсуждать эти правила мы все первым делом идем, разумеется, в Facebook.

Давайте последовательно обсудим оба этих изменения. Прежде всего, растет власть частных субъектов в установлении правил, определяющих, что нам вообще можно и чего нельзя делать. Чтобы оценить масштабы перемен, мысленно перенесемся в Гарвардский университет начала 2000-х годов: именно тогда в его кампусе один из студентов затеял шуточный проект FaceMash, из которого впоследствии получился Facebook. Марк Цукерберг и несколько его приятелей создали сайт, чтобы оценивать и сравнивать студенток по степени их привлекательности. Все это быстро трансформировалось в проект TheFacebook, зародыш будущей социальной сети в духе принятой тогда у американских студентов культуры общения и поиска романтических партнеров. Разумеется, разработчики тех ранних студенческих версий решили, что на этапе регистрации важно спрашивать пользователей о том, состоят ли они в отношениях, и что одним из вариантов ответа нужно непременно сделать «все сложно». Оба этих решения, не такие уж значительные сами по себе, полностью соответствовали задачам начального этапа развития TheFacebook.

Сеть становилась все более популярной, и со временем логика отношений, сложившаяся в студенческой среде, оказалась глобальным стандартом. Если вы хотели пользоваться возможностями Facebook, приходилось вписываться в эти стандарты. Со временем социальная сеть перенесла эти подходы даже в те культуры, где подобные вопросы было принято считать неприличными или бессмысленными. Люди вроде моей мамы — старше семидесяти лет, из мусульманской среды — тоже вынуждены теперь отвечать на вопрос об отношениях, где в качестве варианта ответа предлагается «все сложно». Для нее, да и для сотен миллионов людей по всему миру, этот вопрос как минимум не имеет смысла, а может показаться и оскорбительным. Но код уже стал законом жизни.