Экспонента. Как быстрое развитие технологий меняет бизнес, политику и общество

Цукерберг не только заработал на компании огромные деньги, но и имеет практически неограниченный контроль над ней. «Совет директоров Facebook действует скорее как консультативный, а не контролирующий орган, потому что у Марка%0 % голосующих акций, — объясняет Хьюз. — Только Марк лично решает, как менять алгоритмы, которые определяют выдачу в ленте, какие настройки конфиденциальности предлагать и даже какие сообщения доставлять. Он устанавливает правила для распознавания агрессивных и провокационных высказываний и решает, по каким признакам отличать их от просто обидных формулировок; он может уничтожить конкурента, купив его, заблокировав или скопировав»[456]

.

Слова Хьюза о работе Facebook многое объясняют относительно устройства жизни в экспоненциальную эпоху. На страницах этой книги мы уже видели, как экспоненциальные технологии резко меняют взаимоотношения между новыми и старыми компаниями, наемными сотрудниками и работодателями, глобальным и локальным, национальной обороной и хакерами, которые вооружены новейшими технологиями. Но мы не обсудили еще, возможно, самые важные отношения — между гражданами и обществом. И в частности, между гражданами и рынком.

На протяжении сотен лет было принято считать, что в каких-то областях существование частных компаний допустимо, а в других нет. Посредством купли-продажи удобно обеспечивать поставки, скажем кофе, книг или гаджетов. Однако есть вещи, которые нельзя купить или продать. Дело даже не в том, что в этих областях отношения купли-продажи будут неэффективны; речь о том, что считать допустимым с этической точки зрения. Люди, как полагает подавляющее большинство, не должны становиться предметом купли-продажи. Вы не можете купить человека. Вы не можете купить мою печень. Вы не можете купить друга, а если все же попытаетесь, вас наверняка осудят. Одновременно существует публичная сфера, где мы обсуждаем, каким хотели бы видеть общество. Демократические институты (скажем, конгресс или парламент страны либо государственные СМИ, существующие во многих странах) оказываются вне периметра рыночных отношений. Разумеется, здесь не все однозначно: если я, скажем, куплю издательство, выпускающее газету, стану ли я элементом той самой публичной сферы? Но в целом границы ясны. Как выразился профессор Гарварда Майкл Сэндел[457]

, существуют «моральные границы» рынка[458]

.

В экспоненциальную эпоху частные компании начинают нарушать границы, которые, как мы некогда привыкли считать, непроницаемы для рынка и рыночных игроков. Это происходит вследствие эффекта масштаба: экспоненциальные компании стремительно растут, иногда практически превращаясь в монополии. Они расширяются во все стороны, причем все быстрее, и некоторым удается превратиться в целый самостоятельный сектор экономики. Наши демократические нормы, ставшие неотъемлемой частью традиционных и медленно адаптирующихся институтов, оказываются не в силах сдержать такое развитие.

У этого явления три ключевых свойства. Примером первого можно считать способность Facebook контролировать любое обсуждение, как мы отметили чуть выше. Иными словами, некоторые частные компании фактически становятся законодателями нового типа, так как их растущее влияние позволяет взять отдельные элементы публичной сферы под частный контроль. Термин «публичная сфера» предложил немецкий философ Юрген Хабермас[459], имея в виду область, где отдельные частные лица сообща обсуждают задачи и потребности общества, а также существующее законодательство. Как следует из названия, подобные дискуссии необходимо делать открытыми и публичными. Мы давно привыкли считать, что законы должны разрабатываться и приниматься выбранными и ответственными представителями граждан и что принятые законы должны обсуждаться и оцениваться обществом при максимальной информационной открытости. Однако в наши дни в публичном пространстве начинают доминировать лишь несколько частных организаций. Именно они, а не выбранные народом члены парламентов устанавливают законы, по которым существует общество. А публичное обсуждение мы ведем теперь в рамках небольшого числа частных платформ, а не на страницах разнообразных газет, не в СМИ, не в кофейнях, и часто без участия экспертов.