Экспонента. Как быстрое развитие технологий меняет бизнес, политику и общество

Возможно, я привел слишком примитивный пример, но у меня полно и гораздо более убедительных. Давайте посмотрим, что происходило в начале пандемии COVID-19. Разумеется, сложно бороться с агрессивным вирусом, передающимся по воздуху и имеющим долгий инкубационный период. С учетом скорости его распространения отслеживать перемещения носителей вируса вряд ли возможно вручную. К счастью, у многих из нас теперь есть смартфоны с функцией геолокации. С их помощью можно «отслеживать контакты», то есть задним числом определять, с кем и когда мог контактировать потенциальный носитель вируса. Проблема в том, что практически все смартфоны работают на программном обеспечении, разработанном Apple или Google. Обе эти компании решили вмешаться в борьбу с пандемией, не будучи уполномоченными на это правительством. Они обновили операционные системы и упростили разработку приложений для отслеживания контактов. По словам Apple, в обеих компаниях было решено, что «приоритетом станут конфиденциальность, прозрачность и согласие пользователей»[463]

. Обновления, которые внесли технологические гиганты в свое ПО, значительно облегчили государственным органам задачу отслеживания возможных контактов заболевших. В этом случае мало кто возьмется оспаривать принятые компаниями решения, ведь они помогли замедлить распространение вируса. Однако в очередной раз стало ясно, что именно Apple и Google определяют предел возможностей государства и научного сообщества. Программный код действительно становится законом.

Решение, принятое обеими компаниями, стало не просто важным — оно оказалось революционным. Apple и Google помогли создать инструменты для отслеживания контактов, но сделали это на собственных условиях, объявив, что защита частных данных важнее государственных задач. Возможно, это и правильно, однако разве могут подобные решения быть в компетенции частных компаний? Обычно законы такого масштаба готовятся и принимаются государственными служащими, избранными народом. А теперь мы оказались в ситуации, когда в руках крупнейших технологических корпораций сосредоточена огромная власть, однако системы отчетности не существует. По словам интернет-активистки Ребекки Мак-Киннон, «согласие участников Сети», то есть каждого из нас, становится все менее значимым.

Возникает также проблема цензуры — и это, возможно, главное следствие появления законодателей нового типа. Вопрос о том, какая информация может стать достоянием общественности, решается все более узким кругом руководителей ведущих технологических компаний.

В известном смысле интернет — инструмент демократизации общества. Он дает каждому из нас возможность высказаться. До появления интернета все СМИ находились под контролем владельцев теле- и радиоканалов, а также редакций печатной прессы. Они говорили — мы слушали. Общественная дискуссия сводилась исключительно к спорам с друзьями за бокалом вина после работы. Еще можно было написать письмо редактору газеты или программы в надежде на публикацию. Сегодня же, благодаря электронной почте, блогам, но прежде всего сервисам отправки мгновенных сообщений и социальным сетям, широкая публика может выражать собственное мнение сколь угодно громко, привлекая внимание колоссальной аудитории. Интернет сделал общественную дискуссию свободной и доступной.

Но, как ни парадоксально, эта дискуссия вновь оказывается в руках крайне узкого круга лиц. Facebook и Twitter — основные площадки для обсуждения политики, локальных событий и мировых новостей. Интернет в целом и социальные сети в частности — единственное место, где теперь удобно обсуждать самые разнообразные темы: просто потому, что мы все уже там. И снова огромную роль играет сетевой эффект: чем больше людей используют ту или иную площадку, тем быстрее она становится одной из немногих, где можно найти собеседников на любую тему. Эффект масштаба дает популярным платформам возможность применять цензуру или продвигать определенные темы по их собственному выбору. А выбор они чаще всего делают в соответствии со своими бизнес-интересами, а не во благо общества.