El creador en su laberinto

С другой стороны, что в противном случае вспоминать? Детдом, все свои дерьмовые поступки и двенадцать лет на зоне? Не самый лучший багаж, пусть сам нажил его — никто не подкидывал.

— А подумать-то можно?

— Конечно. До рассвета.

— А скоро рассвет?

— Он наступит, как только ты примешь решение.

— Ну вот и славно. Иди-ка сюда…

Не хотел я прямо сейчас ничего решать. Гигантский кот, занимающий полнеба над нами, начал деловито вылизывать свою шерсть. А я взялся за сиську Анджелины Джоли и завалил красавицу на мокрый песок.

Пока мы целовались, мимо промаршировал взвод японских солдат. Им не было никакого дела до происходящего. Они уходили в джунгли, затягивая строевую песню.

***

Машина этого русского была подозрительной, но самый тщательный осмотр ничего не дал. Офицеры полиции понимали: тут наверняка какой-то подвох, но в чём именно он состоит…

— А это что?

— Переноска.

— Что?..

— Да переноска. Кошачья. Для кошки. Кошек возить.

— А почему пустая?

— Потому что кошки у меня сейчас с собой нет.

Бесполезно. Плюнули, вернули документы, отпустили. Фаранг в расстёгнутой цветастой рубашке завёл мотор и поддал газу — вскоре для патрульных его пикап превратился в точку на горизонте.

Мужчина спокойно вёл машину и напевал старую песню, которую даже в России уже мало кто помнил:

Доктор едет-едет сквозь снежную равнину,

Порошок целебный людям он везёт;

Человек и кошка порошок тот примут,

И печаль отступит, и тоска пройдёт!..

Опиум для мормонов

Соавтор — Антон Мокин

Ламанийцы враждовали с нефийцами едва ли не с тех пор, когда их общие предки покинули Иерусалим и пересекли океан. Ламанийский царь Аарон твердо вознамерился похоронить многовековую вражду вместе с последним нефийцем и деятельно исполнял задуманное, предав мечу большую часть ненавистного племени. Успехам этого скотоложца способствовал упадок, в котором Нефийская держава ныне пребывала.

Военачальник Мормон видел истоки столь бедственного положения своего народа в снедавших его внутренних распрях, корыстолюбии князей, гордыне и прочих пороках, которые куда приятнее наблюдать в других, нежели в себе. Большинство же его соплеменников винило в том неудачное стечение обстоятельств или проклятие.

Так или иначе, нефийские твердыни пали одна за другой. В этот непростой момент Мормон возглавил свой народ и отвел его к горе Кумора, где развернулась битва, шансов на победу в которой практически не было. У врага — без малого десятикратное превосходство. В активе нефийцев была лишь удобная для обороны позиция: тыл армии прикрывала гора, а фланги упирались в реки. Несмотря на столь бедственное положение, Мороний — сын Мормона, командовавший кавалерийским эскадроном, верил: его отец сегодня сотворит чудо.

Аарон вознамерился сломить врага одним решительным ударом: он сразу погнал в атаку боевых слонов. Казалось бы, ничто не устоит против мощи огромных животных, но у Мормона был заготовлен ответ. Долгие годы изучал он священные золотые пластины, доставшиеся нефийцам от более древних народов, и сумел раскрыть секрет легендарного жидкого огня.

— Приготовить огнеплюи!

Мороний всегда считал, что в мире нет ничего прекраснее нежных девятилетних девочек. Но это было до того, как он увидел горящих слонов! Как, пёс побери, восхитительно объятые пламенем твари бежали назад и топтали поганых ламанийских мечников, посланных поддержать их натиск! Верно говорил отец: боевые слоны более опасны для собственной армии, чем для вражеской. Однако лишь малая толика врагов была повержена — а запас зелья, увы, истощался.

Вновь и вновь бросал Аарон в бой своих воинов. Всадники на бирюзово-оранжевых куреломах — гордых и прекрасных зверях, похожих на смесь курицы, крокодила и Джорджа Вашингтона — врезались в ощетинившиеся копьями нефийские манипулы и откатывались назад.

Мороний одновременно и с гордостью, и со скорбью наблюдал, как погибали один за другим нефийцы. Погибали, но продолжали держать строй. Как же хотелось ему скорее броситься в бой, увлекая за собой всадников, и убивать треклятых ламанийских подонков! Курелом редкой лиловой масти будто читал мысли своего наездника: он неистово рыл лапой землю и щелкал клювом. Молодой командир не сомневался, что отец выберет для контратаки наилучший момент, но как же мучительно было ожидание…

Наконец Мормон обратился к сыну.

— Пришло твое время. Поднимай всадников и перейди реку в том месте, что я тебе показывал. Нужно обогнуть ламанийцев и прорубиться через аароновых гвардейцев к царскому штандарту. Не промахнешься: эта хреновина так сверкает золотом, что слепой узрит. Отправь венценосную собаку к праотцам! Это наш единственный шанс, сын.

— Я не подведу, отец!

К сожалению, самый пафосный момент оказался испорчен — и вовсе не усилиями врага или малодушием людей под началом Морония. Просто картина великой битвы у горы Кумора вдруг поплыла перед глазами: словно краски, которыми она была написана, растеклись.