Перед Рязановым стояла задача по-своему, по-новому, по-современному взглянуть на героев Островского, не повторив ни традиционной театральной трактовки «Бесприданницы», ни протазановского фильма. Это было не так уж сложно, учитывая, что к 1984 году и тот и другой подход к знаменитой пьесе казался безнадежно устаревшим. В пространном мемуарном рассказе о работе над «Жестоким романсом» Рязанов доходчиво излагает собственный взгляд на классических персонажей. Особенно любопытно видение режиссером заглавной героини пьесы:
«Лариса обычная земная девушка. Это не сентиментально-восторженная барышня, начитавшаяся романов. Она лишена хитрости и изворотливости, которые свойственны ее матушке. Она простодушна в самом лучшем понимании этого слова. Но она далеко не идеальная героиня. В ней живут как бы два противоречивых человека. Романтична — но не лишена житейских, прозаичных соображений. Бескорыстна, не гонится за богатством, — но почему-то все-таки влюблена именно в персону состоятельную. Чутка, душевна, нежна, когда речь идет о ее любви, — и удручающе бессердечна с нелюбимым. Способна ради любви на любую жертву — и одновременно ужасающе эгоистична. Как только мы видим Ларису, освещенную огромным, неодолимым чувством к Паратову, — это прекрасный, чистый, возвышенный человек. Вне этой страсти она обыденна, малоинтересна, суха — короче, весьма жесткое, не очень-то симпатичное создание. Любовь преображает ее, делает личностью. И вот это именно ее качество, по сути, ее предназначение и растаптывают самым безжалостным образом…»
В свете такого взгляда Лариса Гузеева представляется блистательной, идеальной исполнительницей роли своей тезки — в мировом кино трудно даже припомнить другую подобную дебютантку, в которой была бы столь же ярко выражена «тяжба борющихся качеств», указанных Рязановым. Ее мрачноватая, готического толка красота, ее резкие, но всегда убедительные переходы от кротости к жестокости, от наивности к прагматизму, это сочетание в артистке поэзии и прозы с несомненным преобладанием последней — все работало на сочный, сложный, амбивалентный образ, казалось бы, непосильный для впервые попавшей на съемочную площадку юницы.
В 1983 году 24-летняя Гузеева была студенткой предпоследнего курса Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии, но несмотря на это, по словам Рязанова, не умела в профессии вообще ничего. Однако с помощью опытнейшего режиссера и целого ряда маститых партнеров Лариса справилась с ролью безукоризненно, тем более что природными способностями к лицедейству она была наделена в полной мере.
Правда, Гузеева, что часто случается с дебютантками, так и не справилась с финальной стадией работы — студийным озвучанием своей роли. Тогда Рязанов обратился к мастерице дубляжа Анне Каменковой, чей хрустальный голос прекрасно подошел ангельской внешности юной Ларисы.
А все романсы героини исполнила за кадром Валентина Пономарева. Музыка, как всегда, принадлежала Андрею Петрову, а в качестве стихов Рязанов изначально хотел было использовать творчество российских поэтесс XIX века, но их опусы показались режиссеру непомерно устаревшими — и в конце концов он вновь обратился к своим любимым сочинительницам текущего века. Романс «Под лаской плюшевого пледа…» был написан на стихи Марины Цветаевой, «Не довольно ли нам пререкаться…» и «А напоследок я скажу…» — Беллы Ахмадулиной. Один из текстов — тот самый, что был приписан Юнне Мориц в порядке очередного «подлого обмана» композитора Петрова, — Рязанов сочинил сам: