Элеонора Аквитанская. Королева с львиным сердцем

         Смысл его темных строк пояснен.         Пел со смехом я эти слова,         Под волынку напев сочинен.

Не будет тайной то, что, конечно, жившие при дворе трубадуры, славословя Элеонору, словно куры, «питались из ее рук», и это отмечали зложелательные хронисты, как правило, обижавшиеся на куртуазных стихоплетов. Их можно понять – сами они пишут вещи серьезные, солидные, а пребывают практически в нищете. Но не стоит думать, конечно, что любовь к прекрасной королеве была сугубо покупной – этому противоречит то, что ее воспевали франко-немецкие ваганты, это беспокойное сборище «вечных студентов», разорившихся купцов и ремесленников, попов-расстриг и беглых монахов. Переводчик их поэзии Л. Гинзбург полагает, что в нижеприведенном примере имеется в виду не кто иной, как Элеонора Аквитанская:

          Когда б я был царем царей,          Владыкой суши и морей,

          Любой владел бы девой,          Я всем бы этим пренебрег,          Когда проспать бы ночку мог

          С английской королевой…

Глава 7

Кризис 1173 года: «восстание принцев». Львица в клетке

Убийство Бекета катализировало процесс распада королевской семьи: Генрих-младший очень страдал, ведь покойный был его учителем с 7‐летнего возраста – авторитетным, почитаемым и (в хорошем смысле слова) любимым. Когда он восстал против отца, он послал письмо папе римскому; оно сохранилось. От него веет, конечно, некоторым лицемерием – словно юный король прикрывается своим учителем, но характерно, что Генрих-младший представляет это убийство как оправдание своего бунта против отца: «Я умалчиваю об оскорблениях, относящихся собственно ко мне, чтоб рассказать о том, что подействовало на меня всего сильнее. Отъявленные разбойники, убившие в самом храме моего духовного отца, славного мученика Христова, святого Фому Кентерберийского, остались целы и невредимы; они продолжают существовать на земле; после такого ужасного преступления их не преследовало никакое действие королевского правосудия[55]. Я не смог снести такого нерадения, и это было первой и важнейшей причиной настоящей ссоры. Кровь мученика вопияла ко мне; я не мог отмстить за него и воздать должные ему почести; но я оказал ему, по крайней мере, мое уважение; посетив его гробницу всенародно и к великому удивлению всего королевства. Мой отец за это на меня чрезвычайно разгневался; но я, конечно, не устрашусь оскорбить отца, когда дело идет о поклонении Христу, для которого мы должны оставлять отца и мать[56]. Вот начало наших раздоров. Окажи мне внимание, святейший отец, и обсуди мое дело; оно будет действительно правое, если будет оправдано твоей апостольской властью».

Ответа на то, виновен ли король в устранении своего бывшего друга, а теперь – лютого врага, прикрывавшегося авторитетом Церкви и папы, не существует. Прямых доказательств нет, но Генрих в итоге оказался слишком слаб, чтоб бороться с Церковью (папа, как обычно, применил интердикт и иные методы убеждения, у гроба Бекета вдруг стали «совершаться» всеразличные «чудеса», экзальтирующие народ[57] – и т. п.). Принеся клятву в том, что он не желал смерти Бекета, король тем не менее взял вину убийц на себя, принес прилюдное покаяние у гробницы убиенного, сопровождавшуюся бичеванием (! – 21 мая 1172 г.), вернул Церкви все привилегии и добавил новых, и даже признал вассальную зависимость Англии от папы и согласился на выплату своеобразной дани, именуемой «денарий св. Петра» (кроме того, папа еще здорово «раскрутил» короля по многим дорогостоящим мелочам вроде содержания 200 рыцарей в Святой земле, строительства богоугодных заведений, новых монастырей и т. п.). Не исключено, что папа похлопотал за невестку, и Генрих вновь был вынужден короновать своего сына, на сей раз – вместе с его женой, дочерью Людовика VII, который наверняка млел от удовольствия, наблюдая за тем, как Церковь гнет в бараний рог этого английского Геракла, его соперника во всем – и в том числе в обладании прекрасной Элеонорой… Метко заметила известная исследовательница средневековой Англии Н. Басовская: «Во время долгого правления Генриха II противоречия между английским и французским королевскими домами возникали каждый год. Правда, они были еще очень похожи на большую семейную ссору между двумя мужьями Алиеноры Аквитанской».