Элеонора Аквитанская. Королева с львиным сердцем

         Трубадуров прославить я рад,         Что поют и не в склад и не в лад,         Каждый пеньем своим опьянен,         Будто сто свинопасов галдят:         Самый лучший ответит навряд,         Взят высокий иль низкий им тон.         О любви своей песню Роджьер         На ужасный заводит манер —         Первым будет он мной обвинен;         В церковь лучше б ходил, маловер,         И тянул бы псалмы, например,         И таращил глаза на амвон.         И похож Гираут, его друг,         На иссушенный солнцем бурдюк.         Вместо пенья – бурчанье и стон,         Дребезжание, скрежет и стук;         Кто за самый пленительный звук

         Грош заплатит – потерпит урон.         Третий – де Вентадорн, старый шут,         Втрое тоньше он, чем Гираут,         И отец его вооружен         Саблей крепкой, как ивовый прут,         Мать же чистит овечий закут         И за хворостом ходит на склон.         Лимузинец из Бривы, жонглер,         Попрошайка, зато хоть не вор,         К итальянцам ходил на поклон;         Пой, паломник, тяни до тех пор         И так жалобно, будто ты хвор,         Пока слух мой не станет смягчен.         Пятый – достопочтенный Гильем,         Так ли, сяк ли судить – плох совсем,         Он поет, а меня клонит в сон,         Лучше, если бы родился он нем,

         У дворняги – и то больше тем,         А глаза взял у статуи он.         И шестой – Гриомар Гаузмар,         Рыцарь умер в нем, жив лишь фигляр;         Благодетель не больно умен:         Эти платья отдав ему в дар,         Все равно что их бросил в пожар,         Ведь фигляров таких миллион.         Обокраден Мондзовец Пейре,         Приживал при тулузском дворе, —         В этом есть куртуазный резон;         Но помог бы стихам и игре,         Срежь ловкач не кошель на шнуре,         А другой – что меж ног прикреплен.         Украшает восьмерку бродяг         Вымогатель Бернарт де Сайссак,         Вновь в дверях он, а выгнан был вон;

         В ту минуту, как де Кардальяк         Старый плащ ему отдал за-так,         Де Сайссак мной на свалку снесен.         А девятый – хвастун Раймбаут         С важным видом уже тут как тут,         А по мне, этот мэтр – пустозвон,         Жжет его сочинительства зуд,         С жаром точно таким же поют         Те, что наняты для похорон.         И десятый – Эблес де Санья,         Он скулит, словно пес от битья,         Женолюб, пострадавший от жен;         Груб, напыщен, и слыхивал я,         Что где больше еды и питья,         Предается он той из сторон.         Ратным подвигам храбрый Руис         С давних пор предпочтя вокализ,

         Ждет для рыцарства лучших времен;         Погнут шлем, меч без дела повис —         Мог тогда только выиграть приз,         Когда в бегство бывал обращен.         И последний – Ломбардец-старик,         Только в трусости он и велик;         Применять заграничный фасон         В сочинении песен привык,         И хоть люди ломают язык,         Сладкопевцем он был наречен.         А про Пейре Овернца молва,         Что он всех трубадуров глава         [Что поет он лягушкой ква-ква][54]         И слагатель сладчайших канцон;         Что ж, молва абсолютно права,         Разве что должен быть лишь едва

Портрет Элеоноры. Художник К. Крафт