Эльф среди людей

«Собирался на назгулов, а бежал от умертвий. Ладно. Нам велено не победить их, а сдержать. Этим и займемся».

– Холодные камни?

«Да. Ты сторожишь на юге, я на севере. Человек не должен подойти ни к одному из них».

Хэлгон ответил привычным коротким кивком дружинника.

«Туман изрядно мешает, но, думаю, ты почувствуешь…»

– Мой лорд, туман нам помощь.

«?»

– Чтобы человек подошел к холодному камню, он должен его увидеть. А значит – туман должен рассеяться.

«Верно. Что ж, тем проще».

Сторожить холодные камни оказалось легко. Совсем легко.

Боевое напряжение выгнало из головы все мысли, не разбирая – мрачные они или нет, внушены умертвиями или свои. Боец на посту не понимает смысла слова «уныние».

Редеющий туман отлично выдавал намерения хозяев. Хэлгон спешил туда – и едва видел путника, стрелял из лука: напугать. Бедняга был уверен, что злой разбойник хотел убить его, но промазал, мчался прочь от этих мест, а «злодей», выждав, спускался за стрелой. Не пропадать же ей.

Легкий дозор. По ночам даже спать можно: луна едва народилась, света от нее никакого даже при ясном небе, значит, ночных путешественников не будет.

Это случилось на четвертый день.

Отчаянный крик лорда. «Не могу удержать!»

Следопыт сбежал с холма, помчался по дороге.

Это же больше дюжины миль! Где надежда, что сам успеешь?!

Но надежда есть. На то, что человека надо сперва одурманить. А для этого нужно время.

Спасти его уже не успеешь, но не пустить – возможно.

Быстрее. Еще быстрее. Успеть.

Успел.

Этот человек шарил в развалинах башни, ища ход вниз. Напряженное тело, хищный прищур… что тебе нашептали эти твари? Богатство? могущество? власть над миром?

Хэлгон неспешно поднялся по склону холма, обогнул руины и, встав за спиной горе-грабителя, сказал спокойно:

– Добрый вечер.

Тот в шоке развернулся, и нолдор, легким движением выхватив кинжал, перерезал ему горло.

И так же быстро отскочил, чтобы кровь, фонтаном брызнувшая на него, не слишком запачкала одежду.

«Чисто… – уважительно проговорил Келегорм. – Не думал, что ты нынешний можешь так легко убить безоружного».

– Мой лорд, – следопыт вытер лезвие одеждой мертвеца, – ты знаешь: он не был безоружен. Он был оружием.

«Был бы».

– Мой лорд, я за хворостом. Надо сжечь тело. Посторожи пока. Боюсь, наши хозяева и трупом не побрезгуют.

Неистовый коротко кивнул: сделаю.

Но умертвия вылезти не решились, только вой стал громче, гуще и влажнее туман, сильнее холод – то, что оба нолдора самым равнодушным образом отказывались замечать.

Вернулся Хэлгон – едва разглядеть из-за охапки хвороста.

– Чтобы сжечь, не хватит, но я еще…

«Сложи костер и положи труп сверху».

– Что ты хочешь?

Келегорм не ответил, и Хэлгон предпочел молча повиноваться. Не так, как дружинник слушается лорда, а как не спорят с соратником, который безусловно знает, что он делает.

Неистовый подошел к костру, прикрыл глаза, сосредотачиваясь…

Струйки голубого эльфийского пламени проскользнули между ветками, выше, выше, сильнее, охватили тело – и вот костер заполыхал почти в рост воинов.

Под холмом взвыло так, что нолдоры вздрогнули.

Переглянулись.

И расхохотались гневным смехом победителей.

«Чтобы на каждом холме, где эти, был хворост! – торжествующе приказал Келегорм. ­– Еще до рассвета!»

– Слушаюсь, мой лорд! ­– радостно крикнул Хэлгон и умчался за дровами.

К утру нолдоры убедились, что приказ был не совсем выполним. Понадобилась бы вся аглонская дружина, чтобы за ночь разложить костры на холмах, протянувшихся на пару дюжин миль. К тому же умертвия, которых эльфийский огонь язвил не меньше стрел Келегорма, попрятались, так что Неистовому пришлось не раз и не два уходить в Незримый мир, чтобы точно сказать, на каком холме костер нужен, а где – нет.

Разумная мысль развести костры у холодных камней и не искать обиталища умертвий оказалась бесплодной: там костры гасли, словно неумелый хоббитёнок пытался зажечь сырые дрова.

Так что провозиться пришлось не до рассвета, а до начала января.

Зато, когда труды были завершены, Тирн-Гортад стал прекрасен, как никогда прежде за все века: серебристо-голубые огни в обрамлении древних руин сияли как самоцветы в исполинской короне. Ни пряди тумана теперь не скрывало эту красоту, разве иногда белело у подножия, когда с Южного всхолмья стекала самая обыкновенная январская мгла. Но тогда огни лишь подчеркивали ее, а полнеющая луна (тучи отсюда удрали решительно) добавляла великолепия в эту красоту.

…снова стало можно разговаривать, вспоминать, переживать.

– Мой лорд, а как ты не пускал к холодным камням?

«Становился видимым. Пугал».

– А..?

«А наши хозяева не так глупы, как нам бы хотелось. Сгустили туман».

– А про эльфийский огонь ты как догадался?

«Я не догадался. Я просто почувствовал: надо поступить так. Ты же помнишь, как это бывало, когда мы били тварей в Нан-Дунгортебе».

– Помню, – медленно проговорил Хэлгон.