«Вот как? А я рассчитывал, что ты расскажешь мне о победах, которые здесь одержали. Мне это было бы интересно, а нашим, гм, друзьям снизу не понравилось бы».
Хэлгон снова покачал головой. Молча.
«Но хотя бы одна победа здесь была, я знаю».
– Да, и она на пять веков отсрочила падение Северного княжества.
«Чем же это плохо?»
– Мой лорд, я не хочу рассказывать тебе о том, как и почему погибла страна, ставшая мне новым домом.
Келегорм нахмурился:
«Хэлгон, ты не заметил, что за последние дни сказал мне больше «нет», чем за всю предыдущую жизнь?»
– Возможно, мой лорд. За эти века я много говорил с правителями, большинство ждали от меня совета и ни один не ждал подчинения. Я привык решать сам.
«Теперь осталось привыкнуть мне?» – против воли в голосе Келегорма прозвучал сарказм.
– Ты предпочел бы, чтобы на моем месте был Дирнаур, – отвечал следопыт.
Келегорм побледнел и очень тихо проговорил:
«Ни-ког-да, слышишь, никогда не произноси при мне его имени».
– Понимаю, – начал было Хэлгон. Он хотел сказать, что знает, что Дирнаур был для лорда больше чем дружинником: он был его правой рукой, его вернейшим помощником, тем, кому Келегорм мог доверять больше, чем самому себе.
«Не понимаешь, – внезапным холодом обдал следопыта тон Неистового. – Ты не можешь понять! Но тебе придется узнать, раз ты заговорил о нем».
Таким Хэлгон видел Келегорма в Лосгаре – сведенное напряжением лицо и мрачная решимость в глазах. Даже отсветы пламени – и те совпали, хотя сейчас это был всего лишь небольшой костер, разложенный следопытом.
«Что ты знаешь о смерти Дирнаура?» – требовательно спросил лорд.
– Что он погиб в Менегроте. Сгорел в пожаре.
«И скорее всего – живым, – резко кивнул Неистовый. – А что с ним было потом?»
– Не знаю. Но почти уверен: в Мандос он не ушел.
«И?»
– Когда я узнал, что ты… – Хэлгон чуть не сказал «жив», но вовремя поправился: – следишь за миром живых, я подумал, что он с тобой…
Келегорм покачал головой:
«Я был один».
– А твои братья?!
«Один, Хэлгон. Всегда один. В мире Скорби нет ни братьев, ни друзей. Я ни разу не встречал того, кто обрел бы их».
– Но ты же видел других обитателей Незримого мира!
«Видел. Тех, кто отверг призыв Намо и кого медленно поглощает черное беспамятство. Мыслями они всё глубже уходят в свое прошлое, забываясь в нем. Что с ними происходит потом – я не знаю».
Хэлгон нахмурился:
– В Мандос приходят лишь по собственной воле.
«Значит, их удел – сон без сновидений до Дагор Дагорат. И если я когда-нибудь узнаю, что черное беспамятство поглотило Дирнаура… – он вздохнул, посмотрел на костер и неожиданно закончил: – это будет счастливейший день в моей жизни. Что той, которая до смерти, что после нее».
– Почему?!
«Потому что беспамятство настигает не всех!»
– Мой лорд… – Хэлгону стало страшно.
«Слушай. Ты сам заговорил о нем – так узнай то, что терзает меня. Будем вдвоем жить с этой ношей.
Ты помнишь наш первый разговор после смерти. Нет, это не вопрос, я тоже помню его как сегодня. Ты помнишь, чего я боялся. Но я тогда не сказал тебе
Хэлгон, я всю Вторую эпоху думал – попробовать или нет. Меня спасло… чутьё охотника, наверное: я решил сначала посмотреть, как это происходит с другими.
И я стал подстерегать свежепогибших. Яростных, как мы. Мечтающих отомстить за свою смерть, добить врага… примерно о том, о чем мечтал и я. Обычно это были орки, иногда – варги. Что с того, что враги у нас разные? Страсть к жизни была одинаковой.
Тенью я скользил за ними в мире Яви, видел захват первого тела, радость возвращения к жизни, свершения мести и прочее… и первые искры безумия в глазах. Новая смерть всегда наступала очень быстро, а алчность только возрастала. Шел захват второго – часто уже зверя… третьего… десятого… то, ради чего надо было возвращаться в жизнь, – забывалось, жизнь становилась самоцелью, а дух, как ни мало сознавал теперь, понимал главное: его новое тело очень скоро умрет. Он бежал прочь от войн, туда, где его драгоценную плоть никто не повредит, он оберегал его как мог…»
– Умертвия… – прошептал Хэлгон.
Келегорм кивнул и продолжал:
«Иногда бывало не так страшно: тело выбиралось поспокойнее. Дерево или даже камень. Нам ли не знать, что камень – живой.
Чтобы насмотреться на это, у меня были века. Я тенью был на полях сражений, выбирал вожаков, следил за орками с самой сильной волей, думая: ну этот-то сможет удержаться в сознании!»
– И?
«Жизни три-четыре, не больше. Потом безумие, голод и в наилучшем конце – какое-нибудь неприятное дерево в лесу».
Следопыт невольно улыбнулся.
Неистовый оставался серьезен.
«Ну а теперь, Хэлгон, приготовься к самому страшному.
Я наблюдал не только за воинами Врага».
– Нет…
«Я наблюдал и за эльдарами».
– Нет!!
«Да.
Начальный порыв благороднее, в сознании тоже дольше. Но ненамного».
– А если эльдар хотел вернуться не ради битвы..?
«Но я хотел вернуться ради нее. А впрочем, и на твой вопрос у меня есть ответ: век-полтора. Без промежуточных смертей».
Хэлгон молчал, бездумно подбрасывая веточки в костер.