Эликсир жизни

После праздников я показал свои данные Арнольду. Он засомневался и пригласил на беседу своего помощника, того самого, который первым обнаружил люминесцентный эффект при формировании белкового комплекса. Помощник долго кряхтел, сопел и оправдывался. Арнольд, тем не менее, не хотел верить в очевидное. И стал убеждать меня проделать еще ряд подобных опытов. Я проворчал, что и так уже потерял понапрасну две недели. Арнольд стал настаивать. Я ответил отказом.

Утром следующего дня Арнольд не отреагировал на мое приветствие, когда мы ненароком встретились в коридоре. Я подумал, что это случайность и что он просто задумался и не заметил меня. Назавтра повторилось то же самое. Не только шеф, но вся лаборатория в полном составе перестала здороваться. Голландцы вообще никак не реагировали на мое присутствие. Демонстративно отворачивались. Это был бойкот. Общался со мной только Джек, но и он прилюдно старался вести себя как все. Тот симпатяга Мартин, который радостно возил меня на своей машине, проходил теперь как мимо пустого места, и лицо его трудно было назвать приятным. Человек животное стадно-пресмыкающееся.

Сначала я не врубился: что случилось? Потом Джек обронил фразу, из которой я уразумел, что официальная версия Арнольда такова: «Никишин – вор». Тут я вспомнил про шариковую ручку, маркеры и звонок охраны. Но потом, обдумав ситуацию, пришел к выводу, что дело совсем в другом: Арнольд боялся, что я обнародую свои результаты, перечеркивающие серию его статей по «эффекту». Это могло бы поставить под сомнение правомочность получения им грантов и бросило бы тень на его имя. Арнольд воспользовался недоразумением с ручкой и маркерами как поводом, чтобы побыстрей от меня избавиться. Он был уверен, что Никишин соберет манатки и уедет. Не на такого напал. На бойкот я ответил бойкотом: утром приходил в лабораторию, ни с кем не здоровался, включал люминометр, проводил опыты, ни с кем не общался, а поздно вечером уходил не прощаясь. Так продолжалось неделю. Выгнать меня Арнольд не мог: работа и зарплата были финансированы не им, а FEBS.

Через неделю Арнольд не выдержал, подошел и сухо спросил: «Викентий, а что Вы на люминометре делаете?». «Измеряю белковый комплекс», – невозмутимо ответил я. Арнольд изумленно поднял брови: «Вы же заявили, что не будете этим заниматься». – «Я сказал, что не буду снова и снова повторять Ваш артефакт. Но это не значит, что брошу работу. Я разрабатываю новый метод». – «Какой метод?». – «Детектирование комплекса с помощью люминесцентного красителя». Арнольд стал расспрашивать. Я показал ему свои данные. Он быстро осознал, что новый метод годится, и обрадовался. Он понял также, что Никишин не собирается позорить его имя. В тот же день голландские коллеги вновь стали доброжелательны и приветливы, Мартин отвез меня с работы на машине, а Арнольд зазвал к себе домой на дружеский ужин.

Грант NWO

В какой-то из последующих дней один профессор физик с химического факультета Университета пригласил меня посетить его лабораторию и прочитать лекцию о механизмах переноса энергии. Я с удовольствием сделал это. Его лаборатория производила сильное впечатление своей оснащенностью: много уникальной аппаратуры, мощных лазеров, компьютеров. Научно-технический рай. После моего доклада особенно много вопросов было задано по модели Форстера. При ответах я показал графики и таблицы из своей новой книги «Energy Transfer», готовящейся к изданию в США. Профессор выпросил макетный экземпляр книги, почитать. Когда возвращал книгу, лицо у него было грустное. Не знаю, что было тому причиной: то ли жаль было с книжкой расставаться, то ли огорчился, что я нигде не упомянул его имя, то ли не понравилась критика в адрес Форстера, то ли погода была пасмурная.