Но вернемся к апробации. Поскольку конкретных замечаний Комаряк высказать не сумел (по причине глубокого возмущения), то я в ответ на его многословное пустопорожнее выступление сердито буркнул: «Отвечать не буду». Тут директор Фоменко, дремавший в зале на заднем ряду, вдруг проснулся, встрепенулся и закричал: «Безобразие! Что значит – не буду отвечать на вопросы?! Мы же не спрашиваем Вас об отношениях с женой!». У меня было такое ощущение, что попал в дурдом. Хотя Егор Егорович на самом-то деле положительно относился к моей работе, но должен был плыть в одной лодке со своими замами и членами дирекции. Поэтому старался публично не становиться ни на чью сторону – ни мою, ни агрессивных критиков. В свое время, когда он сам защищал докторскую, на него катил бочку Биркштейн. Фоменко хорошо понимал подоплеку моей истории и поэтому сочувствовал. Но внешне сохранял нейтралитет. Не секрет, что война между какими-либо субъектами обычно возникает именно из-за того, что остальные субъекты сохраняют нейтралитет.
На трибуну шустренько взбежал Лизарев, весь приглаженный, прилизанный, в шикарном костюмчике с ярким модным галстуком, и торжествующе произнес: «Я проконсультировался с ведущими специалистами нашей страны по поводу диссертации Никишина. Их мнение крайне негативное. Крайне негативное! Что касается экранировочной модели, то формулы, выведенные Никишиным, являются всего лишь частным случаем известных уравнений теории вероятностей».
Я парировал: «Известные уравнения теории вероятностей не оперируют с измеряемыми параметрами, в то время как в мои формулы входят сечение поглощения, площадь молекулы, число молекул и фактор ориентации. Более того, разве это плохо, что мои формулы согласуются с теорией вероятностей? Как раз это значит, что в них нет ошибки. А что касается специалистов, то не могли ли бы Вы рассекретить их имена?».
Лизарев замялся и пропищал, что считает дальнейшую дискуссию нецелесообразной. Тут снова проснулся Фоменко и крикнул: «Нет! Нам надо знать, кто конкретно против?». Лизарев, поколебавшись, назвал три фамилии. Я изумился: «Как это может быть!? Один из них давал положительный отзыв на первый вариант диссертации. У второго я докладывался на семинаре и получил положительное заключение. А с третьим виделся буквально на днях, когда он вернул мне прочитанную диссертацию со словами, что это хорошая работа». На это Лизарев заявил, что все трое уже изменили свое мнение. Тут все начали базарить на тему кто чего и от кого слышал о диссертации Никишина. Маразм крепчал. И в этот момент Лизарев нанес решающий удар: «В прошлом году в журнале Nature была опубликована статья, в которой четко было показано, что снижение светопоглощательной способности в стопкообразных макромолекулах обусловлено исключительно кулоновскими взаимодействиями». Лизарев назвал журнал, том, номер и даже страницы, чем продемонстрировал свою полную осведомленность о предмете. Об этой публикации в Nature я ничего не знал, в чем сразу признался. Это произвело на некоторых присутствующих плохое впечатление. Лизарев на правах председателя тут же заявил, что пора голосовать. Формулировку предложил такую: «Диссертация Никишина не может быть представлена на соискание доктора химических наук». Тут в аудитории начался базар на тему – почему химических? Одни начали спрашивать, другие голосовать, третьи предложили иную формулировку, четвертые мирно дремали, пятые пошли на обед. В результате никто толком не понял, к какой, собственно, резолюции пришли, и вообще пришли ли. Как известно, одна голова – одно мнение, две головы – два мнения, много голов – снова одно мнение, но не понятно – какое именно. Если высказано одно мнение, то всё ясно, а если высказаны разные мнения, то ясно то, что ничего не ясно.
После семинара я побежал в библиотеку и взял тот самый журнал Nature. Да, там была статья о поглощении света в макромолекулах. Но никаких «решающих результатов», о которых возвестил Лизарев, там не оказалось. Это была статья английских химиков, синтезировавших макромолекулу, в которой много центров располагались один над другим в виде стопки. В статье не было никакой физической модели или эксперимента по выяснению особенностей поглощения фотонов в такой макромолекуле. Я пошел с журналом к Лизареву и спросил, об этой ли статье он говорил и если да, то где же здесь «четко показано»? Лизарев заерзал и заверещал, что всё это не имеет ни какого значения, ибо это частности, но существуют незыблемые основы науки, которые никому не позволено расшатывать. Я усмехнулся: «Это не ответ». И попросил Лизарева как председателя семинара выдать мне официальное заключение.
Защита докторской на бис и ура