Оказывается, годом ранее помощник Черкасова не просто не пустил на свой двор постояльцев, как того требовал закон, а пригрозил полицейской команде: «…впредь, кто придет постой ставить, будет выталкивать в шею», — и, словно в насмешку, соорудил на дворе дополнительные помещения, не согласовав проект с полицией. 13 ноября 1756 года генерал-полицмейстер А. Д. Татищев за обеденным столом пожаловался на Демидова Елизавете Петровне. Императрица отреагировала мгновенно: «В дом ево, действителного статского советника Демидова, постой за ту ево противность по числу находящихся в доме ево покоев поставить вдвое. А ежели у него особливых для того постою покоев нет, то оной постой ввесть в собственные ево покои. А построенное им, Демидовым, бес позволения главной полиции на дворе ево строение по силе имянного 1715 году сентября 14-го дня указу сломать»{98}
.Похоже, сим фактом сановного чванства лучший бюрократ страны и испортил себе карьеру. Государыня подобной заносчивости не терпела. Замену Демидову она подыскивала без малого два года и в конце концов выбрала Адама Васильевича Олсуфьева. Выпускник кадетского корпуса угодил на военную службу и, чувствуя к ней отвращение, несколько лет добивался перевода на «гражданку», попутно вел иностранную переписку у фельдмаршала Миниха, затем у И. И. Неплюева, сопровождал посольства И. А. Корфа в Копенгаген. Мечта сбылась 25 октября 1742 года: по ходатайству Бестужева Сенат переименовал поручика Олсуфьева в коллежского секретаря при русском посольстве в Дании. На родину он возвратился осенью 1746 года и не без хлопот со стороны канцлера удостоился высочайшего внимания. В феврале 1752-го Елизавета Петровна дважды отличила его: в первой декаде месяца пожаловала в церемониймейстеры, а в третьей сделала членом Иностранной коллегии, присутствующим в Секретной экспедиции. Оттуда 19 октября 1758 года дипломат и перешел в императорский Кабинет, где справлялся с новыми обязанностями столь же успешно (недаром Екатерина II назначила Олсуфьева статс-секретарем){99}
.Но бывало, что Елизавета Петровна ошибалась с опалой. Один из пострадавших — Василий Федорович Братищев, выпускник Славяно-греко-латинской академии, с 1734 года студент при российской миссии в Персии, изучающий арабский и персидский языки. В 1742 году, будучи переводчиком, возглавил миссию, а 13 мая 1743-го по ходатайству Бестужева обрел ранг резидента. Однако вскоре на молодого человека посыпались доносы: «…оной… едва ли не весь шаховой стороне преданным находится… с Хулефою (первым министром шаха Надира. —
Двадцать второго июня 1745 года поверивший изветчикам канцлер убедил императрицу, что Братищев — изменник, которого надо осторожно выманить из Персии, когда туда приедет посол Голицын. Так и поступили. Адмирал добрался до Решта в апреле 1747-го, а в июле вернулся в Астрахань. Тогда же Каспий переплыл и Братищев, не подозревая, что на родине угодит под следствие. Немилость продлилась восемь с половиной лет. Без жалованья, работы и под подозрением Василий Федорович в Санкт-Петербурге томился неизвестностью, периодически посещая здание Двенадцати коллегий, чтобы справиться, нет ли высочайшей резолюции. Ожидание завершилось реабилитацией 30 мая 1756 года: в один день его повысили в чине до канцелярии советника, назначили послом в Китай и предписали выплатить жалованье за девять простойных лет по ставке 600 рублей в год.
В Пекине и Жехе, летней резиденции богдыхана под Хара-Хото, Братищев пробыл с 29 августа до 4 октября 1757 года и за столь малый срок умудрился разрядить напряженность, возникшую в русско-китайских отношениях после оккупации китайцами Джунгарского ханства, жители которого потоком хлынули в Россию и нашли здесь убежище, к большому неудовольствию главы Срединной империи. Под конец визита император уже не возражал против приезда в Пекин новой партии русских учеников, желающих выучить маньчжурский и нанкинский языки. Русско-китайский дипломатический протокол предусматривал всего три официальных ранга — великого посла, директора торгового каравана и курьера. Поскольку первой отправлять посла Елизавета Петровна не хотела, а формирование седьмого каравана отложили до завершения джунгарского кризиса, Василий Федорович приехал в Китай всего лишь «под имянем куриера»{100}
.Сослуживец Братищева, пожалованный в канцелярии советники 31 мая 1756 года, Федор Иванович Чернев, такой же закоренелый холостяк, не имевший крепостных и деревень, был «рабочей лошадкой» елизаветинской дипломатии, трудоголиком, умел снискать уважение в стране пребывания, но оставался вечным секретарем. В этой должности он отправился в Данию в 1740 году. Два года спустя его перебросили в Пруссию, в 1744-м — в Швецию (временным поверенным, готовить приезд первого посланника Л. Любераса), в 1745-м — опять в Данию (на время отлучки Корфа в Голштинию), в 1746-м — в Саксонию, в 1747-м — в Австрию.