Эмма

— Превосходно. Ежели Уэстонам не жаль потратить столько сил ради нескольких часов шумного развлечения, то и я ничего не имею против. Однако я предпочел бы, чтобы никто не решал за меня, как мне следует веселиться. О, разумеется, я там буду. Отказаться нельзя. Приду и постараюсь как возможно дольше не уснуть. Но, признаюсь, с гораздо большей охотой я провел бы вечер дома за проверкой недельного отчета Уильяма Ларкинса. В том, чтобы наблюдать за танцующими, для меня удовольствия мало. Никогда не смотрю, да и никто другой, по-моему, тоже. Я убежден, что хороший танец, подобно истинной добродетели, — сам себе награда. Те же, кто не танцует, обыкновенно бывают заняты совершенно посторонними мыслями.

Эмма злилась, видя в этих словах упрек себе, однако не были они комплиментом и для Джейн Фэрфакс. Если бы мистером Найтли руководили чувства этой девицы, он не говорил бы с такою холодностью и с таким раздражением о бале, мысль о котором приводила ее в чрезвычайный восторг. Она словно бы ожила, сделалась откровенней и однажды без всякого понуждения сказала: «О, мисс Вудхаус! Как бы мне хотелось, чтобы бал в самом деле состоялся! Будет ужасно обидно, если что-то ему помешает. С огромной охотой жду я этого вечера». Стало быть, общество Джейн Фэрфакс мистер Найтли предпочел обществу Уильяма Ларкинса. Миссис Уэстон ошиблась — теперь Эмма видела это еще яснее. Да, он испытывал к племяннице мисс Бейтс дружелюбное и сочувственное расположение, но никак не любовь.

Увы, скоро споры с мистером Найтли о бале потеряли всякий смысл. После двух дней радостной уверенности в том, что затея осуществится, все надежды рухнули. Черчиллы прислали письмо, в котором требовали незамедлительного возвращения племянника. Тетушке нездоровилось — настолько, что его присутствие было необходимо. По словам ее супруга, двумя днями ранее она уже была больна, но не упомянула об этом в предыдущем своем письме из нежелания огорчить Фрэнка, а также в силу привычки нисколько не думать о себе. Теперь же она слишком плоха, чтобы ждать, и вынуждена просить племянника немедля выехать в Энском.

О содержании этого письма Эмма вскорости узнала из записки, полученной от миссис Уэстон. Отъезд Фрэнка Черчилла был неизбежен: в ближайшие же часы ему надлежало отправиться в путь. Никакая тревога за тетушку не смягчала его чрезвычайного неудовольствия, ибо он знал, что она никогда не болеет без выгоды для себя. «Ему только на то и осталось времени, — писала миссис Уэстон, — чтобы сходить после завтрака в Хайбери и проститься с теми, кто, как он думает, успел проникнуться к нему дружеским участием. Очень скоро будет он, вероятно, и в Хартфилде».

Это печальное известие застало Эмму за утренним столом. Прочитав записку, она уж ничем не могла себя занять, кроме горестных восклицаний и стонов. Несостоявшийся бал, отъезд молодого джентльмена, покидавшего Суррей с чувствами, ведомыми лишь ему одному, — о, как это было печально! Какой восхитительный вечер мог бы у них получиться! Все были бы так счастливы, а она и ее кавалер — более всех! «Я говорила, что так будет», — мысленно твердила Эмма, не находя иного утешения.

Чувства ее батюшки были совсем иного рода. Мистер Вудхаус беспокоился прежде всего о здоровье миссис Черчилл и желал знать, как ее лечат, ну а касательно бала он говорил, что ему, конечно, тяжко видеть разочарование душеньки Эммы, зато дома им точно не угрожает простуда.

Посетитель явился несколько позже, нежели мисс Вудхаус ожидала, однако если это и свидетельствовало об отсутствии нетерпеливого желания скорей ее увидеть, то подавленный вид молодого джентльмена все искупал. Предстоящий отъезд так угнетал его, что он едва мог говорить о своем горе и даже не скрывал уныния. Просидев первые несколько минут в задумчивости, он, словно бы пробудившись, коротко сказал:

— Ничто не может быть хуже расставания.

— Но вы же вернетесь, — промолвила Эмма. — Это не последний ваш визит в Рэндалс.

— Ах, если бы я только знал, когда смогу возвратиться! — покачал головой Фрэнк Черчилл. — О, я приложу все усилия, это станет предметом всех моих мыслей и забот! Если нынешней весной дядя с теткой поедут в Лондон… только вот в прошлом году они не ездили, и я боюсь, что обычай этот вовсе заброшен.

— Бедный наш бал! Придется о нем позабыть.

— Ах, бал! Для чего мы медлили? Зачем не подарили себе эту радость, пока было еще возможно? Как часто глупые ненужные приготовления рушат человеческое счастье! А ведь вы предрекали такой исход. Ох, мисс Вудхаус, отчего вы всегда правы?

— Сейчас я и сама не рада своей правоте. Иногда приятней веселиться, чем тешить себя сознанием собственной мудрости.

— Ежели я все-таки смогу приехать снова (мой отец в этом почти не сомневается), то мы непременно устроим бал. Помните: вы обещали мне два первых танца.

Эмма наградила его благосклонной улыбкой, а он продолжил: