Читаем Энтелехизм полностью

Поэты, созданные пролетарской революцией знают, что в области творчества правил и законов нет; они выводятся потом теоретиками искусства из новых великих (оригинальных) произведений.

Самое скучное это подражать; творить на тех тропах, где прошли великаны творчества и бесконечные стада робких подражателей учеников на всю жизнь, робких до того, что когда они смотрятся в зеркало творчества, то боятся увидеть свои лики, а смотрят сквозь очки на коих намалеваны тени великих! От произведений подражателей исходит свет подобный лунному. Поэтому подражатели Пушкина могут временами элегически радовать. Энтелехическое стихосложение имеет неизъяснимую сладость новизны. Все условно. Поэтическое творчество – игра; почему же не переменить эти правила?! Это зависит от нас! Читатель не привык? читать вообще привыкает с трудом. А позже он будет благодарен за изменение, проделанное в его вкусе! Часто не замечая происшедшей подмены. Царская школа, сделав из Пушкина школьный образец, заперши под замок цензуры свободомыслие, поэта, искусственно насаждала традиции незыблемые, но «где жизнь окаменевает, там вздымается башня закона» (Ницше). Футуристы были великими революционерами, так как первые восстали против этой основы всей реакции. Надо быть тупо-слепым, чтобы не видеть зависимость жизни от свободы творчества в искусствах, цель моих этих строк: забросить в душу молодых талантов Великой Страны Рабочих и Крестьян, моей бесценной родины – сомнение в незыблемости авторитетов, творцов «понятного», доступного искусства, ибо таким бывает всякое уже давно «обрыдшее», изученное… оскомину набившее!

Через месяцы, как статья была готова, в «Жизни Искусства» (1929 г.) в статье В. Друзина о «Рефе» – находим следующие строки:

«На самом деле вопрос о „простоте“ сложен.

Начинающий читатель в процессе культурной революции не топчется на месте: его требования растут, он от примитива переходит к более сложным вещам, и то, что раньше было для него простым, теперь становится упрощенно-плоским, а то что было сложным, оказывается простым. Разумеется, существует и рафинированная сложность, постигать которую – излишняя трата времени.

Тем опаснее для Маяковского и для Рефа упрощенность в решении этой задачи „о понятности стихов“ в наши дни. когда все больший и больший круг читателей захватывают стихи таких поэтов, как Пастернак, Тихонов, Сельвинский.

Кроме того, стремясь писать как можно понятней и злободневней, Рефы переходят на дорогу, по которой давно уже с успехом идет Демьян Бедный, никем не превзойденный мастер стихового фельетона и сходных жанров. Выдержат ли рефы конкуренцию с Д. Бедным? Позволительно сомневаться.»

Далее автор зорких строк воздает должное папаше застрельщика конструктивистов:

«Конечно, говоря о значении сегодня поэзии Сельвинского, не надо забывать, как это всегда делают сами конструктивисты, что стиховой строй его во многом обусловлен прежней работой Маяковского.

Наши произведения видоизменяет вкус читателя рабочего и крестьянина. Певцы пролетариата! За мной в новизну необычайных, неведомых форм. Единственная в мире сила – пролетариат их достоин!»

Вопрос о классовой литературе надо считать одним из самых запутанных в современном общественном миросозерцании СССР. Я был первым смело восставшим против литературы созданной классом, державшим великий народ в иге крепостного права. Я первый указал, что писатели классики поскольку они отражали едино быт радости, восторги правящих угнетавших являют любопытный материал для читателя пролетария, как своеобразный музей крепостного права… Но копировать манеру классиков, ставить ее краеугольным камнем литературы русской пролетарской новой великое трагическое заблуждение…

Футуристы никогда никому не служили, только лишь русской революции (положим с 1917 года). А ранее с 1909 года были «застрельщиками большевизма» (Алек. Толстой). Классики интересны как отражение своего класса. Классики создатели форм, выявивших содержание культурною общества 19 и первых 15 лег 20 века. Но их форма не может выявлять содержания нового великого времени, нами переживаемого. Это надо зарубить на носу и запомнить всем (недоехавшим и переехавшим футуризм – искусство новых форм) Понятность форм искусства означает очень подозрительное, (если не больше!), искусство. Правда эта истина часто трудно усваивается прошедшим в своей дореволюционной работе через горнило буржуазных газет и журналов. Футуристы, старшее поколение нигде и никогда не сотрудничали. Поэтому то пролетарская революция и позвала их!

Футуризм и красный октябрь – не отделимы!

К 20-летию футуризма – это одно из самых важных напоминаний. Такое искусство не может быть, не должно быть, и не будет забыто.

Но футуризм не изжит! Под новыми именами бьется творческое сердце его энтелехии.

Стихотворения

Энтелехиальные вирши

Слова Апсейдаун

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тень деревьев
Тень деревьев

Илья Григорьевич Эренбург (1891–1967) — выдающийся русский советский писатель, публицист и общественный деятель.Наряду с разносторонней писательской деятельностью И. Эренбург посвятил много сил и внимания стихотворному переводу.Эта книга — первое собрание лучших стихотворных переводов Эренбурга. И. Эренбург подолгу жил во Франции и в Испании, прекрасно знал язык, поэзию, культуру этих стран, был близок со многими выдающимися поэтами Франции, Испании, Латинской Америки.Более полувека назад была издана антология «Поэты Франции», где рядом с Верленом и Малларме были представлены юные и тогда безвестные парижские поэты, например Аполлинер. Переводы из этой книги впервые перепечатываются почти полностью. Полностью перепечатаны также стихотворения Франсиса Жамма, переведенные и изданные И. Эренбургом примерно в то же время. Наряду с хорошо известными французскими народными песнями в книгу включены никогда не переиздававшиеся образцы средневековой поэзии, рыцарской и любовной: легенда о рыцарях и о рубахе, прославленные сетования старинного испанского поэта Манрике и многое другое.В книгу включены также переводы из Франсуа Вийона, в наиболее полном их своде, переводы из лириков французского Возрождения, лирическая книга Пабло Неруды «Испания в сердце», стихи Гильена. В приложении к книге даны некоторые статьи и очерки И. Эренбурга, связанные с его переводческой деятельностью, а в примечаниях — варианты отдельных его переводов.

Андре Сальмон , Жан Мореас , Реми де Гурмон , Хуан Руис , Шарль Вильдрак

Поэзия
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия