Для облегчения специальных фортификационных занятий были нами (из подручных материалов и руками своих же ротных мастеров) устроены разнообразные и весьма наглядные модели. В этом отношении я основательные познания приобрел в Военно-педагогическом музее (Соляной городок) и мог быстро организовать сооружение моделей по всем видам строительства. На моделях в роте люди обучались тоже под моим непосредственным руководством. Но для практических упражнений на местности приходилось ходить на «военное поле» (около 8–9 верст от города). С таких работ саперные батальоны всей бригады обыкновенно возвращались общей колонной с шанцевым инструментом (кирки, мотыги, ломы, лопаты и пр.) на плечах и «вольным шагом» под командой очередного дежурного по работам ротного командира.
Когда выпало моя очередь вести всех людей батальона с работы, я их выстраивал, кратно объясняя им сущность и важность на войне таких работ, в каких мы упражнялись, всегда иллюстрируя мой рассказ действительными примерами из прошлых войн, веденных русской армией. Люди слушали с большим интересом эти объяснения. Затем я им объявлял преподанное мне боевыми моими начальниками требование водить воинскую часть во всех случаях в полном порядке, куда бы и откуда бы она ни шла. Дав людям после этих объяснений «оправиться и покурить», я выстраивал батальон в общую резервную колонну и в полном порядке с песнями вел домой… Надо мной товарищи и даже командиры батальонов иронически подтрунивали, считая это с моей стороны желанием выгодно выделяться из всего офицерского состава.
Однажды я в таком порядке вел батальон с работ. Был жаркий день (около половины сентября) и пыльно. Тем не менее, колонна стройно, с песнями в такт движения шла по большому почтовому тракту, сверкая на солнце носимым (как ружья) на плечах шанцевым инструментом. Южный почтовый тракт, сохранившийся еще со времен императора Николая I, широк (25 сажень), с канавками и просторными обочинами; местность степная и ровная. По тракту проносились почтовые тележки, тянулись возы; иногда, экипажи помещиков. Вдруг, в клубах пыли к голове батальона подкатил экипаж четверкой, а громкий повелительный голос крикнул: «Колонна, стой!».
Христофор Христофорович Рооп
Я сразу остановил батальон. Из экипажа вышел в сопровождении адъютанта новый командующий Одесским военным округом Генерального штаба генерал Ропп[125]
(один из героев Кавказа в Турецкую войну 1877–1878 гг.).– Что это за часть и кто ее ведет? – громко спросил он.
Я ответил и назвал себя.
– Первый раз за всю свою службу вижу команду рабочих, идущих в таком образцовом порядке. Если вы, молодчики, и в этом деле так аккуратны и выучены, то на вас можно и во всяком другом отношении положиться и поверить, что вы честно исполните свой долг, свою воинскую присягу. Сердечное вам спасибо, молодцы! Адъютант, запишите какая часть, и кто её вел.
Приказав колонне продолжать движение домой, с песнями, генерал Р. умчался в Одессу в своём экипаже. Вечером он потребовал к себе начальника 5^ сапёрной бригады генерала Скалона и выразил ему свою благодарность за надёжный порядок в его бригаде, о чём немедленно был отдан приказ по бригаде. В этом приказе была объявлена благодарность и похвала командиру и всему батальону, и в том числе и мне. Неожиданно для меня я был лично по этому вопросу вызван к начальнику бригады, который расспросил меня подробно обо всём и в лестных выражениях ещё раз поблагодарил. Не скажу, чтобы это было приятно некоторым моим сослуживцам, так как теперь надо было такого порядка в несении службы держаться всем. Но люди батальона были очень довольны и польщены. Мне же было дорого то, что солдаты не считали меня за мои требования педантом, а всегда отзывчиво шли мне навстречу, понимая разумность и целесообразность моих стремлений.
Протекли в напряженных занятиях лето и очень 1883 года, и части 5й
сапёрной бригады, окончательно сформированные и укомплектованные, устроились на зиму и в своих новых совершенно казармах.Я получил месячный отпуск; навестил отца на хуторе, а мать и братьев в Киеве. Сестра Катя вышла за это время замуж (за капитана артиллерии Александра Александровича Рыкова). Повидал в Киеве и своих друзей. К сожалению, я почувствовал, что интерес к жизни нашей коренной семьи стал у меня ослабевать. Всё же я очень был рад всех видеть, и они, особенно брат Коля, гордились моими успехами, что меня очень трогало. Особенно нежен был Коля, радовавшийся искренно каждому моему (да и других братьев) удачному шагу. Не получив ради семьи (и в частности, нас, его братьев) высшего образования, он никому из нас не завидовал, а ко всем относился с открытой душой, с искренним желанием посильно помочь. Но он был в это же время болезненно самолюбив, чуток к каждой фразе письма кого-либо из нас, почему-либо для него обидного. К несчастью, некоторые из нас были недостаточно корректны в отношении к нему, и это его искренне огорчало, иногда на долгое время.