Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Все эти условия создавал особую и характерную атмосферу во время экзаменов, резко отличающую эту академию от всех других. Во всей же массе экзаменующихся поддерживалось необычайное и болезненное напряжение нервной системы. Для некоторых особенно чутких и нервных натур это напряжение при неудаче экзамена (иногда из-за пустого вопроса) оканчивалось трагически – тяжким заболеванием или даже самоубийством.

Наслушавшись всех таких разговоров людей, уже все это на себе испытавших, мы все насторожились и крепко взяли себя в руки, так как академия зорко следила даже за внешней жизнью своих питомцев, отрешая беспощадно «за всякую выходку или промах, не соответствующий достоинству будущего офицера Генерального штаба».

Мы, провинциалы, усердно зубрили все дни и ночи перед экзаменами, избегая всяких развлечений и легкомысленной потери времени. Нас, одесситов, разбили по группам, и я оказался вдвоем только с шт[абс]-капитаном Маевским (артиллеристом и семейным человеком лет за 35). Мы с ним очень добросовестно репетировали каждый из экзаменов, работая вместе и проверяя друг друга. Экзаменов было много. По общеобразовательным предметам – полный курс среднеучебного заведения в обязательным знанием французского и немецкого языков (грамматика и перевод с этих языков на русский (без словаря) данной статьи преимущественно исторического характера); по военным предметам – полный курс военных училищ и, кроме того, знание уставов всех родов оружия. Экзаменовали по билетам, но экзаменатор обыкновенно спрашивал еще не только по курсу что-либо, но даже и не из курса, чтобы убедиться в начитанности и общей подготовке экзаменующегося, а тем самым выделить на конкурсе действительно выдающихся и наиболее подготовленных.

Напряжение нервов у всех экзаменующихся было очень велико. Чувствуя друг в друге соперника, все жались в маленькие кучки, сходясь очень туго с чужаками. Отметки за ответы объявлялись не сразу, что тоже заставляло излишне волноваться. По общеобразовательным предметам еще можно было получить удовлетворительный балл, т. е. 7 или 6, но по военным предметам предельной отметкой считалось 8, ниже которой терялась надежда на поступление в академию.

Общий средний балл за все экзамены не должен был быть ниже 8, чтобы считаться «выдержавшим экзамен», при огромном конкурсе поступить в таким результатом экзаменов, конечно, надежды не было. Однако «выдержавший», но не принятый по конкурсу, сохранял право еще два раза попытаться поступить в академию. Провалившийся дважды на экзаменах совсем терял это право.

Первый же экзамен показал, насколько дух и правила Академии Генерального штаба отличались от всех других. На нас повеяло такой суровой официальностью и холодом, которых я совершенно не испытывал на экзаменах в специальных академиях.

Весь административный, начальственный персонал, так же как и профессорский, относился к нам строго по-военному, не допуская ни малейшего нарушения чинопочитания и субординации; отвечали на почтительный поклон лишь кивком, не подавая руки и с чувством необычайного апломба и превосходства.

Отмечалась и малейшая небрежность во внешности экзаменующегося или несоблюдение установленной формы одежды. На экзамене, кроме экзаменаторов обязательно присутствовал дежурный по академии штаб-офицер Генерального штаба, поверявший списки и следящий за общим порядком. Чувствовалось нами, что мы все сырой материал, из которого «они» выбирают лишь особо выдающихся по своему специальному масштабу, но совершенно не интересуются внутренними переживаниями и участью тех, которые останутся за флагом после такого отбора. Сухость и безразличное отношение к личности экзаменующегося особенно были понятны мне, так как я был уже знаком с приемными испытаниями двух специальных академий. Трудно, да и лишнее подробно говорить, сколько мелких и крупных волнений пришлось пережить каждому их нас. экзаменующихся, за этот тяжелый период.

Первый же экзамен дал в результате несколько десятков порезавшихся, почти исключительно на русской диктовке. Она производилась на экзамене русского языка раньше устного ответа. Профессор-экзаменатор громко диктовал всей группе (50–70 человек) из какого-либо произведения русских классиков двадцать печатных строк прозы. Три грубых ошибки считались уже неудовлетворительными в диктовке, но можно было еще надеяться исправить общий балл по этому предмету ответом и грамотно написанным сочинением на одну из заданных тем. Но больше трех грубых ошибок в диктовке влекли общую неудовлетворительную отметку по русскому языку; продолжать дальнейшее держание экзамена считалось безнадежным.