В общем, состав слушателей был очень пестрым; взаимоотношения были корректными, но все держались кружками. Между представителями блестящих полков гвардии и рядовыми офицерами армейских частей все же чувствовалась рознь почти до самого конца образования. Но общение между курсами было большое, так как младший курс охотно пользовался указаниями и советами старших курсов, чтобы избегать промахов в академической жизни и занятиях, а старшие курсы часто нуждались в содействии младших при выполнении огромных практических задач, где эта помощь оказывалась почти необходимой. Так, например, мои скромные инженерные познания потребовались многим из старших курсов при выполнении тем, где нужно было укреплять огромные позиции, прилагая точные расчеты всех работ. По академическим правилам, каждый должен был сам выполнить все, что относилось к заданной ему теме, а это на самом деле для многих было совершенно непосильно. И вот здесь дружеская помощь в подыскании материалов, справок, а иногда в черчении и даже перерисовывании оказывалась абсолютно необходимой при тех коротких сроках, какие давались на выполнении задачи или темы и при постоянной угрозе отчисления от академии за неисполненную или плохую работу. Для меня было по инженерной специальности пустяком то, что представлялось необычно сложным и трудным заурядному строевому офицеру и на мои скромные познания поэтому был большой спрос у слушателей старших курсов.
Мы, первокурсники, исправно посещали лекции, которые слушали и записывали внимательно, хотя у нас и были соответствующие пособия. Это было необходимо, чтобы при ответе попасть в тон профессора и не вызвать сомнения в своих познаниях. С таким тоном и самолюбием профессоров надо было серьезно считаться. Из практических занятий нас больше всего обременяли топографическим черчением. Два специальных профессора по этой части были строги и неумолимы в своих требованиях и повторяли постоянно, что «неумеющий чертить, выразить на плане местность, не может быть офицером Генерального штаба».
Вскоре по окончании экзаменов и поступлению в академию я при помощи товарищей нашел себе на Васильевском острове на 1й
линии в огромном 5-этажном доме, выходящем на набережную недалеко от Николаевского моста, очень уютную, большую и хорошо меблированную комнату.Моя хозяйка была шведка, которая содержала меблированную квартиру, отдавая комнаты исключительно капитанам и служащим Общества пароходства между Швецией, Финляндией и Петербургом. По-русски она говорили мало и плохо, но понимала все. Оглядев меня с головы до ног, она спокойно сказала, что «руськи офицера комнаты сдавай нету». Я на это ответил, что учусь в Академии Генерального штаба, которая расположена у самого Николаевского моста, и мне ее квартиру указали, как на самую подходящую для меня. Она молча показала мне комнату большую и при ней маленькую отдельную переднюю. Чистота, опрятность, гнутая шведская мебель и цветы меня очень привлекли, и я сказал, что мне комната нравится и, как некурящий, я очень дорожу и воздухом, и цветами. Хозяйка заметила, что все ее квартиранты у нее обедают; я охотно ответил, что и это для меня очень удобно. И я согласен с ее обедом. Она подумала и сказала:
– Рицать пять рублей один месяц.
Я немедленно вынул деньги, торопясь уплатить вперед. Она медленно взяла деньги, подумала и сказала:
– Ню услюга тоже пошел туда!
Я кивнул на это головой и сказал, что к вечеру перееду.
В этой квартире я прожил больше 2-х лет и должен с благодарностью всегда помнить свою старую, грузную, ворчливую, но приятно заботливую и чистоплотную хозяйку. С ней жила ее дочь-вдова и старая чухонка-кухарка. Содержали они всю квартиру в идеальной чистоте. Обедали мы, квартиранты, в общей столовой, и хозяйка угощала нас своими шведскими кушаньями, а также своим сухим хлебом («кнеке-брод»), но ко всему этому я быстро привык. Мои сожители, морские капитаны, высокие, крепко сложенные и тяжеловесные финны и шведы, всегда вежливо раскланивались и молча поглощали свой обед; часто некоторые из них неделями отсутствовали. Иногда собирались у них гости и вели себя шумно, однако, без скандалов. За все время моего проживания никаких недоразумений у нас в квартире не было. Хозяева мои скоро ко мне привыкли, проявляя до мелочей обо мне заботу, интересуясь ходом моих занятий и радуясь моим успехам. Как призналась мне моя хозяйка, до этого у нее никогда не жил ни один русский офицер, и о них она знала только по рассказам.