Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Все остальные возрасты и классы тоже были теперь благоустроены по всем требованиям гигиенических и санитарных правил. Завтраки горячие подавались теперь на тарелках, в рекреационных залах каждого возраста; это были разнообразные по дням мясные блюда, обязательно с овощами (картофель, капуста, фасолевый соус и прочие). Многие из нас стали откровенно высказывать, что у себя дома[так] правильно, хорошо, вкусно они не ели. Лично я тоже присоединился к этому мнению, так как в деревне у нашего отца теперь было много скромнее.

Занятия в корпусе шли плавно, без всяких перебоев, и мы быстро в них втянулись, с интересом слушая новые для нас предметы в классах. Жизнь наша в своём быту выбрасывала постепенно (но бесповоротно) удручавшие нас старые и скверные кадетские привычки. Физические силачи совершенно утеряли свой престиж: хорошие гимнасты и искусные фехтовальщики пользовались неизмеримо большим уважением. Успех в учебных занятиях стал окружаться особым ореолом. К способным ученикам, идущим во главе класса, товарищи теперь относились с особым вниманием. В наши головы уже твёрдо проникло сознание, что мы учимся не для удовольствия родителей и похвалы начальства, а прежде всего для собственной пользы. К товарищам начитанным и более развитым все прислушивались внимательно: часто около таких лиц, особенно старших, собирались кучки любителей послушать. Запретные книжонки чаще всего именно через их руки и попадали к нам, становясь предметом обсуждения и толков. Но все эти разговоры носили ещё детский и неопределенный характер.

Наше начальство относилось к нам с доверием; обращение с нами потеряло характер прежней грубости, резкости и официальной бессердечности.

Сентябрь уже был во второй своей половине, и на дворе стояло чудное «бабье лето». Однажды, когда мы в одних своих бушлатах (без шинелей) после обеда бегали и играли на плацу перед длинным фасадом корпуса, к главному подъезду подкатило несколько извозчиков с офицерами и жандармскими унтер-офицерами. Мы сразу заинтересовались этим, а кое-кто пробежал даже в главный подъезд, через который вошёл внутрь здания в комнату дежурного воспитателя только начальник киевского губернского жандармского управления (ещё тогда молодой полковник, а потом известный г[енерал]-м[айор] Новицкий)[36].

Он предъявил испуганному дежурному воспитателю предписание командира корпуса жандармов произвести повальный обыск во всём корпусе немедленно, но не впуская гуляющих воспитанников вовнутрь зданий и даже удалив тех, кто ещё здесь почему-либо остался.

Умный дежурный воспитатель оправился, любезно предложил жандармскому полковнику присесть в дежурной комнате, а сам побежал напрямки к директору на квартиру. Директор, отдыхавший, немедленно явился, застёгивая по дороге пуговицы сюртука.

Здесь между ним и жандармским полковником, как рассказали очевидцы, произошёл такой диалог:

– По какому праву, полковник, Вы явились с таким поручением в высочайше вверенный мне корпус? – спросил, волнуясь, запыхавшийся директор.

– Во вверенном Вам корпусе, полковник, ведётся энергичная политическая пропаганда и во множестве ходит по рукам запрещённая литература. Я давно уже за этим слежу и теперь в моих руках все нити этого преступного дела. Действую сейчас на основании особого секретного предписания начальника штаба Отдельного корпуса жандармов, – отвечал жандармский полковник с лёгкой усмешкой.

– Вы действуете по приказанию начальства, которому вверенное мне учреждение не подчинено. Я слушаю и выполняю только все приказания, исходящие из Главного управления военно-учебных заведений и[от] военного министра. Потрудитесь немедленно показать мне правомочие на повальный обыск от этих моих начальственным учреждений! – загремел грозным голосом директор.

Жандармский полковник смутился и стал объяснять, что, собственно, это распоряжение утверждено министром внутренних дел, а потому обязательно должно быть для всех учреждений в империи.

– Плохо знаете и понимаете законы. Обязательно для всех без исключения то, что исходит за подписью и от имени императора. Я же, облечённый высочайшим доверием директор корпуса, подчиняюсь только военному министру, а не министру внутренних дел. Поэтому признаю Ваши полномочия не имеющими для меня никакого значения. Пока я жив и не смещён с должности директора, к повальному обыску я никого не допущу. Потрудитесь, полковник, немедленно уйти вон со всеми вашими чинами. Здесь Вам не место! Можете на меня жаловаться! – зарычал грозно директор на переконфуженного жандарма, никак не ожидавшего такого афронта.

И мы увидели на крыльце парадного подъезда грозную фигуру нашего директора, что-то ещё громко говорящего, и поспешный отъезд извозчиков с жандармскими чинами.