К директору мы стали теперь испытывать какое-то особое чувство и уважение к его уму, глубокой сердечной благодарности за такую заботу, какой мы не знали и не имели даже в наших коренных родных семьях.
Все же малыши считали директора своим дорогим, родным и самым близким человеком. Я сам видел такую сцену. Директор по пути в лазарет (который он регулярно навещал дважды в сутки) проходил обыкновенно через большой актовый зал, где был размещен V возраст. Едва грузная фигура директора появлялась в зале, как вся масса детей бросалась к нему и буквально повисала у него на руках и ногах. С добродушной улыбкой, скользя по паркету, директор медленно продвигался, как чёрным облаком окружённый всей толпой малышей, оставлявших его только тогда, когда он достигал выходной двери зала. Но стоило директору громко скомандовать: «Смирно! Стройся!» – и малыши, как муравьи, молча закопошатся и быстро станут по фронт, неумело ещё равняясь.
– Здравствуйте, дети, – скажет громко директор.
– Здравия желаем, господин полковник! – резко и согласно отвечают две сотни детских голосков.
Правда, также многие из них цеплялись и на нас, старших воспитанников, но не делали это ни со своими воспитателями, ни с преподавателями, как бы инстинктивно подчёркивая свое особое духовное родство только с этим огромным, необычайного ума и энергии человеком, скрывающим в своей груди нежное и любящее детей сердце. Впоследствии оказалось, что эти малыши раньше нас и вернее всех оценили по достоинству нашего незабвенного Павла Николаевича Юшенова.
Прошла благополучно зима. Наступал великий пост и предстояла ранняя Св. Пасха. В Киев должен был по делам приехать старший брат Николай. Он подогнал свой приезд и пребывание до начала двухнедельных пасхальных вакаций и увез меня с собой на хутор к отцу, где всё-таки зиму проводила Мама с сёстрами. По дороге из Немирова на хутор мы с братом попали в разлив, случайно затянувшийся льдом, благодаря внезапно наступившими морозами, провалились по самый кузов брички в воду и, вообще, сильно промокли. Дома это вызвало большой переполох, но прошло для нас всё благополучно.
На Св. Пасху мы с отцом и младшими братьями ходили пешком к заутрене в церковь м. Жорнищ, переполненную крестьянами. Христосование с ними после церковной службы было для всех младших радостное, причём мы каждый раз обменивались «крашенками», то есть крашеными яичками. «В день Воскресения Христова с одним яичком весь крещёный мир обойдёшь», – говорили нам старики крестьяне, лобзаясь и радостно отвечая на наше приветствие. Вернулись мы из церкви уже с рассветом, напрямик через поле и наш огород, по сильно замёрзшей земле. Дома разговелись и улеглись спать.
Праздники провели только в своей семье. Мама, конечно, всего для нас наготовила вдоволь. Выяснилось из разговоров обиняком, что в это лето взять нас на каникулы по разным причинам будет трудно: я решил не быть в тягость родителям, тем более, что мать с сёстрами серьезно решила принять предложение старшего брата Николая.
Вернулся я в Киев вовремя, сильно освеженный, и быстро с головой ушел в учение. Даже маёвки не вызвали среди нас никакого особого любопытства: некоторые возрасты, оставаясь в зданиях, из окон спокойно наблюдали двигавшиеся и шумные толпы, не претендуя быть с ними на хорошо известных уже нам игрищах и развлечениях. Начались экзамены. По расписанию на подготовку по каждому предмету давалось от 1-го до пяти дней. Мы усердно зубрили и во время вечерних занятий, и рано по утрам, и даже во время рекреаций.
Нашему классу предстояло серьёзное испытание по алгебре. Накануне экзамена вечером, когда мы сидели в классе, неожиданно к нам вошёл директор. Мы встали и ответили на его приветствие.
– Ну, вот, что я вам скажу. Кто в году не занимался и четвертные отметки имеет нехорошие, тот сейчас за эти числа алгебры не выучит. А кто правильно и добросовестно учил уроки, тому знаний тоже не прибавится, а лишь отяжелеет голова. Сейчас мы поедем с вами смотреть пьесу, переводную с французского языка, знаменитого писателя Мольера, под названием «Тартюф». Уложите ваши книжки и быстро одевайтесь. Скоро явятся за вами и омнибусы!
Проговорив это, не торопясь, с обычной усмешкой, директор вышел. Суета среди нас поднялась невообразимая. Однако мы быстро оправились и помчались в спальни, где, к нашему удивлению, нашли уже разложенным на кроватях наше новое обмундирование. Оделись мы быстро, все время обмениваясь впечатлениями о новой поразительной выдумке директора. Скоро позвали нас в рекреационный зал, осмотрели и повели вниз, где у подъезда стояло уже три омнибуса, в которых и разместился весь наш класс.