Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

И все-таки я никогда не мог допустить мысли, чтобы виновником всех зол и бед России мог быть только император с его прекрасным и благородным выражением лица, какое запечатлелось в моем сердце, когда я говорил с ним непосредственно на разводе. Я внимательно и тщательно давно уже всматривался во все меня окружающее; ясно понимал бездушие и формализм нашей официальной служебной среды. И мне казалось, что в ней не хозяин и сам наш владыка – самодержавный император. Потом я много раз убедился в справедливости моей догадки, когда близко ознакомился с жизнью и характером той высшей среды, в какой родился, вырос, жил и управлял империей ее самодержавный владыка…

В этот год я все-таки, кроме учения, много успел прочитать, пользуясь училищной библиотекой, книгами от частных лиц, а иногда и частными публичными библиотеками, которых в столице было тогда много.

Среди знакомых семей я имел очень хорошо ко мне относившихся лиц и из женской молодежи, но никто мое внимание далеко не увлек.

Так проходили дни за днями. Слухи об ускоренном выпуске нашего курса замолкли. Подошел праздник Св. Пасхи, который я по неизменному обыкновению провел в посещении и нашего чудного училищного храма, и хождением в другие церкви столицы. В массе народа любовь к посещению церквей в праздники оставалась неизменно и, скажу откровенно, мне показалось, что в столице молитвенного усердия в городском населении было больше, чем в провинциальных городах. Но среди городской интеллигенции, служебного мира и даже чисто военной сферы, религия принимал сухие, строго официальные формы «наряда на парад» известного числа рядов с обязательным по приказу присутствием такого-то числа начальствующих лиц. Это красной нитью проходило от царского дворца до каждой войсковой церкви. А ведь только что кончилась тяжкая и кровавая война, где, по словам множества раненых, испытания были так жестоки, что лишь вера в Бога помогала переносить все страдания и операции часто без всякой анестезии! И здесь мне казалась вкравшейся в нашу жизнь какая-то неверная и необоснованная мысль, манившая к какому-то улучшению жизненных невзгод без всякой веры, сваливая все недостатки существующей религиозной жизни на «плохих священников», но ни в каком случае не на отвратительные стороны характера, алчность, эгоизм самих строгих критиков религии.

Майский парад 1879 г. был великолепен: никогда еще я не видел таких масс зрителей и не слышал такого восторженного привета от войск и массы городского населения, каким было встречено появление императора перед фронтом парада!

Начинались наши выпускные экзамены. По расписанию на каждый давалось от суток до 4-х суток подготовки. Конечно, мы это время даром не теряли, пользуясь не только днем, но и ночью. Училищное начальство для возможности заниматься в классах и даже в дортуарах до поздних часов выдавало на каждого из нас по три стеариновые свечи. Мы действительно работали с усердием. Никогда, помню, не чувствовал я такой острой потребности подкрепить едой свои силы, как после 11 часов ночи, когда нас уже буквально прогоняли из классных комнат спать.

В это время громко раздавался чей-нибудь голос, взывавший: «Хомутов! Хомутов! Свечи!» На этот клик товарищ Хомутов, небольшого роста юркий казачок, быстро обходил нас всех и собирал дань еще совершенно целыми стеариновыми свечами. Куча тщательно пересчитывалась, завертывалась и вручалась верному из служителей училища с запиской, что именно требовалось взамен свечей. Через некоторое время возвращался служитель с определенным числом черствых булок, несколькими фунтами дешевой колбасы и банкой французской горчицы. Хомутов все проверял, распределял порционно на каждого участника посылки; мы тушили свечку, а ели в темноте, так как при этом оказывалась еще и бутылка водки, из которой Хомутов наливал каждому желающему по рюмке.

Я водки не пил, но колбасу с горчицей ел с наслаждением, однако, лишь в темноте; при свете она вызывала к себе другое отношение. Все это доставалось у дежурившего у ворот «шакала» или в принадлежащей тоже «шакалу» лавочки против главного подъезда заднего фасада училища. Денег у нас часто не бывало. Но свечи имели хождение наравне с ними. В долг же ночью брать что-либо считалось неприличным, особенно еще через служителя-солдата.

Экзамены прошли для нашего курса благополучно. Огромная масса окончила по I разряду и только три по II и в том числе юнкер Хомутов, превосходный товарищ, но не особенно успевающий.

В Красное Село мы вышли своевременно, по обычаю, и заняли свое место в Авангардном лагере, где у нас были бараки. Занятия практическими съемками, решением тактических задач в поле, а затем постоянные строевые учения батареи и хождение на полигон для практической стрельбы заполняли наше время. Обстановка и самая жизнь в лагере были гораздо приятнее, чем в Константиновском училище.

«Шакалы» были неразлучны с нашим лагерем, осторожно, но настойчиво добиваясь получения своих денег.