Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Начался обстоятельный разбор маневра сначала с доклада начальника штаба всех войск гвардии и армии об общей обстановке и задачах маневров, а за сим последовательно доклады начальников каждой стороны о своих действиях. Критические замечания докладывали старшие[из] посредников, а заключительно мнение высказал фельдмаршал великий князь Николай Николаевич. Все завершилось благодарственными похвалами императора.

Пока все это происходило, нас, выпускных из всех военноучебных заведений, подвели к Царскому валику и построили в форме «каре». Мы довольно долго ждали. Но вот группа, окружившая императора, стала быстро редеть, встали и зашевелились разбросанные по всему Военному полю войска, сворачиваясь в походные колонны.

Император со своею военной свитой направился к нашему каре и въехал в середину только один в сопровождении военного министра и дежурства Свиты. Мы все были в пыли и грязи, только при холодном оружии. Все смолкло. Император, приподнявшись в седле, оглядел вокруг себя все наше каре. Сердца наши стучали, напряжение достигло высочайшей степени. Опустившись в седло, император сказал: «Дети! Вы закончили успешно ваше воспитание и образование и станете теперь сами учить и воспитывать других. Служите честно и добросовестно по присяге, как ваши деды, отцы и старшие братья. Дети, не бейте солдата, а учите его с любовью и терпением: это ваш младший брат! Поздравляю вас с производством, гг. офицеры!»…

Александр II

Меня эта речь потрясла до слез. Общее возбуждение, энтузиазм и любовь к императору достигли неописуемой степени… Мы кричали до хрипоты «ура!», а император с благожелательной и очаровательной улыбкой проехав по фронту всего каре, галопом направился в ставку на Царском валике.

Нас немедленно поздравили наши начальники, пожимая нам руки, и мы, усевшись на орудия, рысью помчались в свой Авангардный лагерь. Здесь нам был уже готов давно обед. У некоторых уже сюда была доставлена офицерская форма. Но в массе у нас все было заготовлено на зимних квартирах, даже у наших портных. Радостно и оживленно беседуя за обедом, мы закончили свои лагерное пребывание; теперь вольными птицами полетели на поезд, а с ним в Петербург, по дороге козыряя нашим сверстникам всех училищ, успевшим одеть уже свое офицерское обмундирование. Трудно передать то ощущение, какое испытывает юноша, произведенный в офицерский чин после нескольких лет тяжкого труда, суровой, принижающей личность человека субординации, дисциплины и бесправия.

Наконец, и я офицер, подпоручик 20^й артиллерийской бригады. Это событие моей жизни совершилось 8/VIII 1879 г. в день св. мученика Леонида, т. е. в День моего ангела; оно было самым лучшим мне подарком за всю мою истекшую 19 ½ летнюю жизнь.

Подведу теперь итог всего, что дало мне за год пребывания в его стенах дорогое по воспоминаниям Михайловское училище.

1. В религиозном отношении. Лично я нисколько не изменился. Твердая традиция царила и среди михайловцев по отношению к небольшой, но чудной своей домовой церкви. И здесь пел хор из юнкеров, охотно шли в церковь (в субботу, воскресенье, а вообще, в праздники) все, кто оставался в стенах училища и не уходил в отпуск. Нажима формального и сухого в этом отношении не было.

Настоятелем нашего храма считался известный в это время о. Григорий Петров[56], много трудившийся и на заводах, среди рабочих, просвещая их своими проповедями: он считался тогда одним из самых красноречивых и популярных церковных деятелей. Я не вынес ничего глубоко религиозного из его цветистых и красивых проповедей, но мы слушали его всегда охотно и с общим вниманием. Очень торжественно проходила церковные службы в табельные дни или официальные артиллерийские праздники, на которые стекались во множестве бывшие питомцы училища.

В среде артиллеристов тон по отношению к религии был строго определенный: серьезный, твердый и правоверный. В существо религии входить было не принято, но и критиковать тоже. Палки и приказа для загона в храм Божий тоже не требовалось.

2. В воспитательном отношении. Мы все чувствовали себя больше человеческими и мыслящими существами по сравнению с константиновцами. В нас развивали чувство собственного достоинства в нашей специальности, любовь к избранному роду оружия и веру в артиллерию как величайшую отрасль науки, крайне важной для прогресса человечества. Внушали нам, что в четком и самоотверженном исполнении развитым и знающим артиллеристом своих обязанностей на предстоящей службе и заключается выполнение присяги Царю и Отечеству.