Рецепция работ В. Я. Проппа в современной венгерской фольклористике
Прежде чем обратиться к теме, указанной в заглавии настоящей статьи, следует отметить, что теория В. Я. Проппа оказала более плодотворное влияние в Венгрии не на фольклористику, а на литературоведение. Поэтологический подход не только раскрыл свою эвристическую значимость, но и популяризовался по мере распространения идей и методов формализма. Профессора Арпад Ковач и Дьюла Кирай издали сборник лучших и наиболее характерных статей русских и советских поэтологов, в частности и Проппа, которого раньше у нас считали исключительно фольклористом [Кирай, Ковач, 1982]. В предисловии авторы четко определяют место каждого выдающегося ученого как в отношении к формализму, так и вне его. В своей книге, посвященной поэтике романов Достоевского, Ковач рассматривает теорию сюжета и жанра сквозь призму соотношения методологических концепций Веселовского и Проппа [Ковач, 1985][239]
.Итак, труды Ковача отличает не только глубокое понимание и новизна интерпретаций, но и распространение новых открытий русской поэтики‚ в том числе трудов Проппа и формальной школы. Благодаря его усилиям, подход Проппа к волшебной сказке и формалистов к литературному тексту стал весьма плодотворным и популярным за последние 30 лет среди венгерских русистов. Можно составить длинный список тех работ, статей и монографий, которые эксплицитно или имплицитно ссылаются на эти методы анализа или применяют их.
Стоит также отметить, как широко распространились они в венгерском литературоведении, в том числе в семиотической и нарратологической деятельности Арпада Берната, Золтана Каньё и Каройя Чури [Bernáth, Csúri, Kanyó, 1990]. Последовали и переводы работ формалистов, выполненные в 1970–1980-х годах, а также включение их статей или отрывков в антологии или учебные материалы[240]
. Наши русисты и – что знаменательно – исследователи венгерской литературы, объединившиеся в школу, успешно внедряют поэтику формалистов, В. Я. Проппа‚ А. А. Потебни‚ О. М. Фрейденберг‚ М. М. Бахтина‚ Ю. М. Лотмана‚ В. Н. Топорова в изучение венгерских классиков и современных писателей[241]. Развивая дальше эту культуру мысли в контексте современных направлений‚ венгерские теоретики обращают на себя внимание работами по поэтике дискурса‚ теории стиха‚ прозы и жанра‚ исследованиями по европейскому и русскому роману. Венгерская школа поэтики‚ об одном из важнейших истоков которой мы сегодня здесь говорим‚ ныне признана академической и университетской ученой средой.Возвращаясь к Проппу, отметим, что на курсах русско-советской поэтики среди слушателей любимой темой стала морфология волшебной сказки, точнее выискивание последовательности сказочных функций и мотивов, в частности и в русской классической литературе[242]
. В связи с опытом применения данного метода отметим, что актуализация сказочных мотивов в литературных произведениях рождает специфическую наррацию, в которой доминирующую роль играет метафоризация, обновление семантики слова.Теперь обратимся к рецепции трудов русско-советского фольклориста в венгерской фольклорной науке. К сожалению, несмотря на то что научный журнал «Этнография» регулярно извещал о трудах великого ученого – в первую очередь в форме обзоров его научной деятельности, написанных известным венгерским фольклористом Вильмошем Фойтом [Voigt, 1964; 1972], – труды Проппа так и не оказали весомого влияния на венгерскую фольклористику, хотя отмечен и вклад, вложенный ученым в том числе и в исследование народной баллады [Vargyas, 1962].