Эпоха великих потрясений: Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны

Наконец, на фоне таких потрясений был поставлен вопрос о проведении конференции, аналогичной «Диалогу Север-Юг». Что касается ЕЭС, то в 1980 году была подписана Вторая Ломская конвенция, согласно которой бюджет помощи странам третьего мира был увеличен до 5,5 млрд. ЭКЮ, в сравнении с 3 млрд, выделенными в 1975 году. В октябре 1981 года в Канкуне (Мексика) состоялась встреча лидеров 22 развитых и развивающихся стран, которая должна была дать новый старт «Диалогу Север-Юг». Однако запуск «Нового курса», или «плана Маршалла для третьего мира», к которому призывал участников совещания президент Франции Ф. Миттеран, так и не состоялся, что в значительной мере было обусловлено сменой политических элит в Вашингтоне и Лондоне^[504]. По итогам конференции даже не планировалось принимать никакого совместного заявления или коммюнике, поскольку, как выразился министр финансов США накануне мероприятия, «мы едем туда не для того, чтобы разрешить какую-либо проблему или подписать какое-либо соглашение»

^[505]. Хотя встреча и проходила в благоприятной обстановке, уже на пресс-конференции после первого дня работы министр иностранных дел Франции К. Шессон раскритиковал «патернализм великих держав в отношении молодых стран Юга» и призвал к установлению равноправных отношений между всеми странами^[506]

.

Европейскому подходу, направленному на расширение масштабов помощи на принципах равноправия по сути дела был противопоставлен подход США и Англии под лозунгом «Trade not Aid»^[507], предлагавший либерализацию экономик развивающихся стран в качестве альтернативы многочисленным программам международной помощи, что вполне соответствовало консервативным взглядам М. Тэтчер и Р. Рейгана. Именно в таком русле стоит рассматривать серьезное сокращение бюджетов на оказание международной помощи, предпринятое обеими странами на национальном уровне. В итоге, с закрытием этого саммита разговоры о новом мировом экономическом порядке умолкли. Они будут возобновлены только после окончания холодной войны, в рамках обсуждения проблемы изменения климата, в иных политических и экономических условиях.

Итак, второй нефтяной шок и его последствия стали серьезным испытанием как для производителей, так и для потребителей нефти, которое не могло не привести к модификации подходов к решению нефтяной проблемы. Позиции Старого и Нового Света совпадали в двух моментах: в понимании важности развития атомной энергетики и создания стратегических нефтяных резервов. В рамках ревизии энергетической политики прежней администрации президент Р. Рейган уменьшил роль государства в решении этого вопроса, что означало отказ от мер по стимулированию энергосбережения и энергоэффективности, которые лежали в основе энергетического курса Европы.

В сравнении c шоком 1973 годом, в ходе второго кризиса западный альянс понес несравнимо более низкие политические издержки. Не наблюдалось и серьезной критики американской энергетической политики в Старом Свете после ее серьезного пересмотра в 1981 году. Не в последнюю очередь это было связано с общей стабилизацией ситуации на рынке, а также с ухудшением отношений между Западом и Востоком – де факто с возвращением к классической холодной войне. Эти изменения снижали желание атлантических союзников устраивать публичный разбор энергетических политик, хотя в европейских документах можно встретить пассажи о том, что потребители не могут позволить себе «почивать на лаврах», не принимая дальнейших мер по сокращению энергопотребления^[508]

.

Несмотря на то что вину за шок 1979–1980 годов предсказуемо возложили ОПЕК, течение кризиса, перемещение торговли на спотовый рынок показало, что картель утратил способность контролировать цену на «жидкое топливо», которая в 1973 году была залогом его победы.

В какой-то мере ОПЕК оказалась заложницей нескольких противоречивых трендов. С одной стороны, она нуждалась в поступлениях нефтедолларов, с другой стороны, высокие цены на нефть стимулировали энергосбережение и добычу за пределами ОПЕК. Казалось бы, азбучная истина, вокруг которой в наши дни происходит противостояние между традиционной нефтью, преимущественно добываемой в ОПЕК, и сланцевой, разрабатываемой прежде всего в США. Неспособность организации дать себе в этом отчет в конце 70-х годов может объясняться тем, что в политэкономическом сознании того времени было очень сильно убеждение, что нефть есть «особый товар» (noble commodities), на который не распространяется действие законов рынка, так что даже при существенном повышении цен сократить ее потребления практически невозможно. Между тем уже на рубеже 70–80-х годов появились исследования, которые показывали, что нефть как товар обладает большей эластичностью по цене, чем предполагалось раньше^[509]. В пользу этой догадки уже тогда свидетельствовало и сокращение потребления нефти развитыми странами.