Эпоха великих потрясений: Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны

Гармония интересов на энергетическом направлении, однако, совпала с всплеском политических противоречий между Западом и Востоком. В декабре 1979 года афганская кампания СССР вернула эру конфронтации в сфере политики и эпоху санкций в сфере международных экономических отношений. Уже в январе 1980 года президент Картер ввел первые санкции против СССР^[523]. Была прекращена продажа зерна (что оценивалось аналитиками как весьма рискованный шаг со стороны президента в предвыборный год); объявлено о решении США бойкотировать Олимпийские игры в Москве; приостанавливалась выдача лицензий на продажу в Советский Союз технологий, включая оборудование для нефтегазового сектора. Саму Москву решение об Олимпийском бойкоте, казалось, задело больше всего.

В целом европейские страны разделяли негодование Вашингтона по поводу поведения СССР и присоединились к бойкоту Игр. Но и здесь не обошлось без осложнений, вызванных практическим отсутствием предварительных консультаций Белого дома с союзниками в момент принятия решений по санкциям. Особенно таким подходом был раздражен Г. Шмидт, который за день до объявления решения Картером выступил перед бундестагом с программной внешнеполитической речью, воздержавшись от упоминания Олимпиады лишь потому, что после двух обращений в США он не получил разъяснений по этому вопросу. Премьер-министр Великобритании М. Тэтчер пыталась успокоить «разбушевавшегося» канцлера, объясняя, что бойкот Олимпийских игр «был лучшим способом донести до советских людей всю тяжесть произошедшего в Афганистане»^[524].

Впрочем, канцлер и не пытался оспорить само решение, но подчеркивал неприемлемость того алгоритма его принятия, к которому прибегли в Вашингтоне. Отсутствие четкого и последовательного лидерства со стороны американцев в реагировании на афганские события может быть объяснено «сбоем» в ритме работы Белого дома и Госдепартамента после захвата заложников в Иране. Так, судя по британским документам, представителя США при НАТО не было в Брюсселе в течение целой недели после начала операции в Афганистане, что делало процесс консультаций затруднительным^[525]

.

Несмотря на солидарность «свободного мира» в отношении Олимпиады, уже на этом этапе обозначилось нежелание Европы идти на полное сворачивание диалога с СССР, что входило в противоречие решительным настроем Вашингтона. Это противоречие проявится еще яснее на следующем этапе кризиса отношений между Западным и Восточным блоком, связанном с событиями в Польше. Так, в апреле 1980 года Министерство внешней торговли СССР подписало соглашение с французской фирмой ETPM на поставку оборудования для производства стационарных морских буровых платформ, причем в разговоре между замминистра Н. Д. Комаровым и послом Франции в Москве было отмечено, что санкции со стороны Вашингтона создали «определенные дополнительные возможности для расширения торгово-экономического сотрудничества» между двумя странами^[526]. В мае 1980 года в Варшаве состоялась встреча президента Франции Ж. Д’Эстена с Л. И. Брежневым. Это мероприятие стало объектом критики госсекретаря США Э. Маски, на что в свою очередь дал жесткую отповедь глава французского МИДа Ф. Понсе, заявивший, что «Франция ведет переговоры с теми, с кем считает нужным и когда она считает нужным. Для этого ей не требуется чье-либо разрешение»

^[527].

В конце июня 1980 года канцлер ФРГ Г. Шмидт посетил Москву с рабочим визитом, в ходе которого была подписана Долгосрочная программа углубления торгово-экономического сотрудничества между двумя странами^[528]

. Отказ Европы «жечь мосты» с СССР базировался на понимании конфликта в Афганистане не как конфликта между Западом и Востоком, но как конфликта между глобальным Югом и Востоком^[529], который имел мало общего с разрядкой в Европе. Это было созвучно объяснениям, выдвигаемым Европой в 1973 году, во время Октябрьской войны.

Первая очередь санкций США не возымела серьезного отрицательного эффекта на развитие нефтяного сектора СССР, однако само по себе вторжение в Афганистан, разворачивавшееся на паническом фоне второго нефтяного кризиса, имело серьезное значение. Доктрина Картера, озвученная президентом в конце января 1980 года в послании о положении в стране, провозглашала Персидский залив зоной жизненно важных интересов США, которые они готовы были отстаивать «любыми необходимыми средствами, включая военную силу»^[530].