Эти первичные «государственные территории» еще в начале 1950‑х гг. с исчерпывающей полнотой были реконструированы по письменным данным А. Н. Насоновым (Насонов, 1951). Накопленные за последующие 50 лет материалы показали, что и в археологическом отношении эти области отличаются определенным своеобразием. Во многих случаях они определяют особые этапы развития тех или иных территорий Восточной Европы, выступающих как самостоятельные «потестарные регионы» и лишь постепенно, под воздействием именно сил, сосредоточенных в зонах и центрах «дружинной культуры», стягивающихся в «сложносоставное государство» ранних «русов» (Шинаков, 2002: 426–428). «Капельно» формирующиеся очаги этих раннерусских компонентов позволяют наметить особую, неустойчивую и зыбкую, но растущую культурно-историческую зону развития раннефеодальной
Столица «Русской земли» возникла в основании широко разветвленной системы рек, сходящихся к Днепру с противоположных сторон Русской равнины (Толочко, 1975: 19). Береговые отроги («горы киевские») цепочкой поднимаются по правому берегу Днепра над протекающей вдоль их основания р. Почайной. На горах возникли первые разрозненные поселения; в V–VIII вв. центральным из них становится «градок» летописного Кия на Старокиевской горе (Кіліевич, 1976: 179–213). С юга к нему примыкало «Поле вне града» (такие поля, связанные с курганами и кладбищами, известны в ряде других древнерусских городов: Олегово Поле в Чернигове, Проклятое поле в Лукомле, Волотово поле в Новгороде, Славенское поле в Изборске). По-видимому, полукольцом охватывал это пространство обширный курганный некрополь (могильник I по М. К. Каргеру) (Каргер, 1958: 113–115). «
Разрозненные и отрывочные данные о
Во второй половине IX в. начинается бурный рост киевского
В начале X в. в северной части зоны киевского градообразования, несколько в стороне от основного ядра памятников, на Лысой горе, формируется особый торгово-ремесленный центр, с городищем и примыкающими к нему курганными кладбищами (Антонович, 1984: 42; Каргер, 1958: 135; Толочко 1970: 23–25). Есть здесь и погребения скандинавского облика, с ранними формами мечей типа Е и Н (№ 117, 116), фибулами ЯП 51 и ЯП 52 (№ 124, 125), датирующиеся началом – серединой X в.