Эра падающих звёзд

Штурм занял считанные минуты. Сначала шквальный огонь по окнам – шесть человек по магазину. Потом гранаты во второй этаж – все четыре влетели внутрь и там рванули. Перезарядка. Залп из «гнома»: три выстрела в правую часть дома, три – в левую. Перебежка к дому четырёх человек, двое и снайперы – на прикрытии. И, конечно, миролюбивые призывы: «Предлагаем прекратить огонь, сложить оружие и выходить по одному».

Неизвестно, внял ли один из подонков голосу с крыльца, но он очень быстро сбегал по лестнице… и главное – молча… поэтому его впопыхах пристрелили. Два пащенка слёзно стали просить пощады. К тому же наверху разгорался пожар.

Ильяс быстро смекнул, что на первом этаже бандитов нет, и, передав полномочия по преследованию Онежичу, вызвал снайперов в дом, послал бойца Томскова к «Тигру» за огнетушителем, а соплякам крикнул, чтобы те спускались вниз с поднятыми руками.

Все в копоти и пыли, в рваной одежде они в бешеной трясучке спускались по расхряпаной пулями и осколками лестнице. Спускались, со страхом глядя на свисающее с перил тело подельника.

Их жёстко уложили на усыпанную стеклом брусчатку перед домом.

Появился Витаминыч, тяжело дыша. Подмигнул Денису и с озорным блеском в глазах отрапортовал Рахматуллину:

– Товарищ лейтенант, сержант Кинулов снова в вашем распоряжении.

– Ты и был в моём распоряжении. Надо проверить второй этаж, – и обратился к Кадушкину и Томскову, кивая на лежащих: – Допросите их.

Солдат с огнетушителем уже ждал рядом. Подбежали снайперы.

Николай, увидев Паркову широко улыбнулся:

– А, Надюха! – и развёл руки.

Ильяс, не обращая на него внимания, приказал стрелкам:

– Займёте позиции с той стороны дома на втором этаже, – он показал рукой. – Четверо ушли – попробуйте их достать. Но постарайтесь не убивать. И смотрите там, Онегина с бойцами не завалите. Вперёд.

И, двинувшись вслед за снайперами, обронил:

– Кинулов, ты со мной.

Спеша за своим командиром, Витаминыч похвалился:

– Двоих мы уложили. Ну, одного точняк – рядом с забором лежит.

Надели противогазы, осторожно поднялись наверх. Здесь уже было сильно задымлено. Первым делом стали гасить огонь. Правда, огнетушитель оказался порошковым, а солдат – неопытным, поэтому все с головы до ног оказались в белой пыли, а окуляры противогазов и прицелов пришлось протирать чьей-то рубашкой, лежавшей на диване. Но с открытым огнём справились, и Рахматуллин приказал бойцу найти ведро и залить тлеющий мусор водой.

Снайперы заняли позиции у окон, а Ильяс и Кинулов начали осматривать этаж. В комнатах передней части дома разгром был полный, в одной из них совсем не было электричества. В тыльной стороне царил беспорядок, но без разрушений и огня – там не стали включать свет, чтобы не мешать стрелкам.

Нашли два трупа и одного раненого подонка совсем в плохом состоянии. Его, судя по следу на грязном полу, пытались вытащить в коридор. Это был сравнительно крупный мужчина лет тридцати–тридцати пяти в засаленных шортах и майке; на груди и руках несколько не слишком броских татуировок. Всё тело сзади посечено осколками и пулевое ранение в голову: касательное, сбоку черепа над ухом в виде рваной борозды. Когда его переворачивали, он, находясь в забытьи, едва слышно простонал.

– Не жилец, – Кинулов вытер о косяк испачканную кровью руку. – Оставляем так или…

Ильяс отвёл луч фонаря от лица мужчины.

– Некогда нам. Надо рацию найти.

– Да где же её в таком бардаке искать? Найдёшь, как же. У меня вон и фонарь что-то плохо светит. Наверное, батарейки разрядились.

– У тебя всегда какая-нибудь проблема. Протри хоть его.

Рахматуллин вызвал по рации Кадушкина:

– Узнай у малолеток, где они рацию Захарчено держали. Шустрей. Отбой.

Стали обшаривать комнату. Не прошло и минуты, как Кадушкин вышел на связь:

– Товарищ лейтенант, говорят – в гардеробной в диване, в выдвижном ящике.

– В гардеробной?

– С той стороны дома, справа от лестницы.

– Понял. Отбой связи, – он развернулся к выходу и стянул с головы противогаз. – Кинулов, за мной. Торопись.

Выходя, Рахматуллин переступил через умирающего.

К лежащему на полу у Ильяса не было злобы. Конечно, за убийство или соучастие в убийстве полицейского у правоохранителей принято наказывать жестоко, и даже смертью… своего рода корпоративная ответка… но им двигали мотивы куда более глубокие, чем запугивание социального противника. Он – потомок племени, воспитанного Великой Ясой: правилам, которым подчинялись все одинаково – от великого хана до безлошадного бедняка. Не много таких народов, что создали для себя правила и жили по ним, но это – народы с характером, самобытные. Они берут не численностью, а единством и внутренней силой отдельной личности: кавказские племена, выкованные адатом, сикхи, противопоставившие себя могущественным и многочисленным соседям и превзошедшие их, евреи, копированные Торой по единому образцу… даже англичане с их пуританством и джентльменством, благословлёнными в Викторианскую эпоху умирающим рыцарско-аристократическим кодексом.