Эрагон. Возвращение

– Я рада, что ты поняла меня. У меня к тебе есть еще одно поручение: собери самых лучших членов общества Дю Врангр Гата, и подумайте вместе, какие еще приемы магического искусства можно было бы использовать, чтобы помочь варденам продержаться.

– Хорошо, госпожа Насуада.

– А теперь можешь идти. Жду тебя завтра утром с докладом.

– Хорошо, госпожа моя.

Чрезвычайно довольная результатами своего разговора с колдуньей, Насуада подождала, пока за Трианной закроется дверь, и закрыла глаза, наслаждаясь этой минутой. Она знала, что ни один мужчина, даже ее отец, никогда бы не додумался до подобного решения проблемы.

– Это мой, женский, вклад в дело варденов, – сказала она вполголоса. – Жаль, что отец не слышал нашего разговора. – Потом, вспомнив о служанке, она повернулась к ней: – Я удивила тебя, Фарика?

– Ты не устаешь удивлять меня, госпожа моя!

Эльва

– Госпожа… К тебе там пришли, госпожа моя…

– Что?

Двигаться не хотелось. Насуада с трудом открыла глаза и увидела, как в комнату входит Джормундур. Он снял шлем, пристроил его на сгиб правой руки, подошел к Насуаде, держа левую руку на рукояти меча, и поклонился, бряцая доспехами.

– Госпожа Насуада…

– Добро пожаловать, Джормундур! Как себя сегодня чувствует твой сын? – Она была искренне ему рада. Из всех членов Совета Старейшин лишь Джормундур положительно воспринял ее главенство и служил ей с той же собачьей преданностью, как и Аджихаду. «Если бы все мои воины были такими, как он, нас бы никто не смог остановить!» – думала она.

– Кашель немного утих.

– Рада это слышать. Ну, что тебя привело ко мне?

Джормундур нахмурился, на лбу у него пролегли глубокие морщины. Он, явно волнуясь, провел рукой по волосам, стянутым сзади в пучок, и, словно сам себя одернув, поспешно опустил руку на рукоять меча.

– Магия. Причем самого странного вида, госпожа моя.

– Вот как?

– Ты помнишь девочку, которую благословил Эрагон?

– О да! – Насуада видела ее лишь однажды, но прекрасно знала, какие небылицы рассказывают вардены об этом ребенке и о том, кем она станет, когда вырастет. Насуада относилась к этим слухам довольно спокойно. Кем бы ни стала эта девочка, но к этому времени битва с Гальбаториксом будет уже либо выиграна, либо проиграна, и обстоятельства все решат за них.

– Меня просили отвести тебя к ней.

– Просили? Кто просил? И почему?

– Один юноша у нас на плацу. Он сказал мне, что тебе непременно надо посетить этого ребенка, что тебе это будет интересно, а вот имя свое он мне назвать отказался. Хотя, судя по его виду, я бы сказал, что это не юноша, а кот-оборотень той колдуньи, Анжелы, – во всяком случае, по-моему, он именно так и должен выглядеть в человечьем обличье. В общем, я решил сообщить тебе об этом. – Джормундур растерянно посмотрел на нее. – Я расспросил своих людей об этой девочке и кое-что узнал… В общем, она не такая, как все.

– И в чем это выражается?

Он пожал плечами.

– Во многом. Но этого вполне достаточно, чтобы тебе и впрямь последовать совету этого оборотня.

Насуада нахмурилась. Она знала из сказок и старинных историй, что прислушиваться к советам кота-оборотня – верх безрассудства. Однако же хозяйка, точнее, приятельница этого кота, колдунья и травница Анжела, пользовалась доверием варденов, хотя сама Насуада ей не слишком доверяла: уж больно она была независимой и непредсказуемой.

– Опять эта магия! – Слово «магия» в ее устах прозвучало, как ругательство.

– Ну да, магия, – подтвердил Джормундур, хотя он-то произнес это слово с ужасом и почтением.

– Ну что ж, прекрасно. Я непременно навешу эту девочку. Где она живет? В городе или за крепостной стеной?

– Оррин выделил ей и ее опекунше жилище в западной части крепости.

– Хорошо. Отведи меня к ней.

Насуада велела Фарике отменить все назначенные на сегодня встречи и вместе с Джормундуром вышла из комнаты. Четыре гвардейца тут же окружили ее, а сам Джормундур зашагал чуть впереди, показывая ей дорогу.

Во внутренних дворах замка Борромео стояла такая жара, что Насуаде показалось, будто она угодила в гигантскую печь хлебопека. Воздух над нагретыми стенами дрожал, как расплавленное стекло.

Насуада знала, что она гораздо легче, чем многие другие, переносит жару благодаря своей темной коже, но все равно чувствовала себя отвратительно. Хуже всего приходилось тем, кто вроде Джормундура и его гвардейцев весь день обязан был носить доспехи и страдал от жары даже под крышей, защищенный от безжалостно палящего солнца.

Насуада то и дело поглядывала на своих несчастных сопровождающих; по лицам их стекали ручьи пота, дыхание было прерывистым. С тех пор как они прибыли в Аберон, вардены часто теряли сознание в результате теплового удара, а двое даже умерли, и Насуаде вовсе не хотелось терять своих подданных из-за какой-то жары.

Когда ей казалось, что гвардейцам пора передохнуть, то просила остановиться и, не слушая их возражений, требовала, чтобы им принесли напиться.

– Я не хочу, чтобы вы прямо на улице начали падать один за другим, как кегли, – шутила она, скрывая тревогу.