Эрагон. Возвращение

Роран знал, как много инструменты значат для кузнеца; оборудование кузницы, согласно незыблемой традиции, всегда передавалось от отца к сыну или от мастера к ученику. Хороший инструмент всегда служил основой благополучия кузнеца. Для Хорста отказаться от своей кузни – это… «Но ведь всем придется от чего-то крайне важного отказываться!» – вдруг решительно сказал себе Роран, искренне сожалея лишь о том, что Олбрих и Балдор лишатся своего законного наследства.

Войдя в дом, Роран тут же ушел в отведенную ему комнату и лег в постель. За стеной все еще негромко разговаривали Хорст и Илейн. И, уже засыпая, Роран подумал о том, что и по всему Карвахоллу сейчас люди не спят, обсуждая друг с другом свою и его, Рорана, судьбу.

Выстрел в сердце

Дни с тех пор, как они покинули Керис, были неизменно полны солнечного света, теплой неги и плеска весел по воде. Сперва они плыли по озеру Элдор, а потом по реке Гаэне. По обоим берегам Гаэны высились мощные раскидистые сосны, и река, извиваясь по этому зеленому коридору, вела путешественников все глубже в леса Дю Вельденвардена.

Эрагон был в восторге от этого плавания в компании эльфов. С лиц Нари и Лифаэна не сходила улыбка, они постоянно шутили, смеялись, распевали песни, особенно если поблизости оказывалась Сапфира. В ее присутствии они, похоже, вообще не способны были ни говорить, ни петь ни о чем, кроме драконов.

И все же эльфы были совсем не такими, как люди, несмотря на все внешнее сходство этих народов. Ни один человек из плоти и крови не смог бы двигаться так быстро, с такой легкостью и изяществом! Эльфы постоянно вставляли в свою речь разнообразные метафоры, сравнения и афоризмы, смысл которых ускользал от Эрагона, даже если разговор шел на его родном языке. А когда он пытался задавать вопросы, то в итоге этих вопросов неизменно оказывалось куда больше, чем в начале разговора. Несмотря на веселый нрав, Нари и Лифаэн могли часами молчать, с самым безмятежным видом поглядывая вокруг, а если Эрагон или Орик пытались заговорить с ними в такие периоды молчания, они отвечали в лучшем случае односложно.

По сравнению с этими эльфами Арья казалась необычайно прямой и решительной, благодаря чему существенно выигрывала в глазах Эрагона. Впрочем, она и сама, похоже, чувствовала себя в компании Нари и Лифаэна несколько неуверенно, словно за долгие годы позабыла, как следует вести себя с соплеменниками.

Оглянувшись через плечо, Лифаэн, сидевший на носу лодки, спросил:

– А скажи мне, Эрагон-финиарель, о чем ваши люди поют в эти черные дни? Я хорошо помню те баллады и лэ, которые слышал в Илирии; в них повествовалось о ваших гордых правителях и отважных воинах, но все это было очень, очень давно, и воспоминания о ваших песнях увяли, как цветы. Наверняка ведь твой народ сочинил немало новых историй.

Эрагон нахмурился, вслух припоминая то, что когда-то рассказывал ему Бром, но Лифаэн, слушая его, лишь печально покачал головой и сказал:

– Ах, как много утрачено! Неужели не сохранилось тех прелестных куртуазных баллад и историй? Если ты говоришь правду, так у вас остались лишь сказки – хоть они по большей части и замечательные, но это далеко не все богатейшее искусство, которым вы владели. Видимо, сказкам Гальбаторикс сознательно позволил плодиться во множестве.

– Бром однажды рассказывал нам с Сапфирой о падении Всадников, – попытался как-то оправдаться Эрагон, отгоняя навязчивый образ косули, прыгающей через поваленное дерево, – это Сапфира, которая как раз охотилась, мысленно делилась с ним своими переживаниями.

– Ах, какой замечательный, храбрый был человек… – вздохнул Лифаэн и некоторое время греб молча. – У нас тоже немало песен о великом крахе Всадников, но мы редко поем их. Многие из нас хорошо помнят, как Враиль ушел от нас в иной мир, и мы до сих пор оплакиваем наши прекрасные города, сгоревшие в огне войны – красные лилии Эвайёны, хрусталь Лютхивиры, – и погибшие семьи. Время не способно притупить боль от этих ран – даже если тысяча лет пройдет, даже если погаснет солнце и наша планета будет плыть в вечной ночи космоса…

С кормы послышался ворчливый голос Орика:

– И мы, гномы, не меньше страдаем от нанесенных нам ран. Запомни, эльф: Гальбаторикс погубил у нас целый клан.

– А мы потеряли своего короля Эвандара.

– Я об этом никогда не слышал, – вставил Эрагон.

Лифаэн кивнул; в этот миг он как раз ловко обходил подводную скалу.

– Об этом мало кто знает, – сказал он. – Хотя Бром мог бы рассказать тебе, как это произошло: он ведь собственными глазами видел, как нашему королю был нанесен смертельный удар. Незадолго до гибели Враиля эльфы встретились с войском Гальбаторикса на равнине близ Илирии – мы все еще надеялись победить, – и там Эвандар…

– А Илирия это где? – спросил Эрагон.

– Ты что, парень, не знаешь? Илирия теперь называется Урубаен! – вмешался Орик. – А раньше Илирия принадлежала эльфам.

Несмотря на то, что Орик его перебил, Лифаэн как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ: