Леди Мэри молчала, поглощенная воспоминаниями.
– Рональд обладал редким обаянием. Но отец оказался совершенно прав. Я скоро в этом убедилась. Рональд разбил мне сердце, простите за столь старомодное выражение. Да, он разбил мне сердце. Я жила в постоянном страхе – что еще меня ожидает.
– О! – произнес мистер Саттертвейт, с живейшим вниманием слушавший леди Мэри.
– Вам, наверное, это покажется чудовищным, мистер Саттертвейт, но, когда он заболел воспалением легких и скончался, я испытала облегчение... Не подумайте, что я не была к нему привязана... Нет, я его любила, но уже больше не обольщалась на его счет. И у меня уже была Эгг...
Голос у нее потеплел.
– Такая забавная девчушка! Она и тогда была ужасно независимая...
Леди Мэри помолчала.
– Некоторые книги, которые я прочла в последние годы, принесли мне большое утешение. Это книги по психологии. Оказывается, сплошь и рядом человек не может совладать с собой. Что-то вроде отклонения от нормы. Тут уж никакое воспитание не поможет. В детстве Рональд крал деньги у своих школьных товарищей. Хотя в деньгах он не нуждался. Теперь я понимаю – он был не властен над собой... Таким уж он родился...
Леди Мэри осторожно приложила к глазам крошечный носовой платок.
– Но ведь я ничего этого не знала, – виновато сказала она. – Мне внушали, что надо различать, что хорошо, а что дурно. Но как? Ведь различить добро и зло совсем не так уж просто.
– Человеческая душа – потемки, – участливо проговорил мистер Саттертвейт. – Мы покуда ощупью идем к ее пониманию. Не говоря о явных маньяках, сколько еще таких людей, у которых, как бы отсутствуют тормоза. Вот вы или я, например, говорим: «Ненавижу его. Хочу, чтобы он умер». Но ведь это только слова, у нас и в помыслах нет кого-то убивать. Нравственный запрет, или тормоз, срабатывает автоматически. Но у некоторых людей подобная мысль становится навязчивой и целиком ими завладевает. Они уже ни о чем другом не думают, только бы удовлетворить свое желание, и как можно скорее.
– Боюсь, для меня это слишком мудрено, – с улыбкой сказала леди Мэри.
– О, пожалуйста, простите мои умствования!
– Вы ведь хотели сказать, что нынешней молодежи не хватает сдержанности? Это и меня порой тревожит.
– Нет-нет, я говорю совсем о другом. По-моему, лучше не слишком себя сдерживать, во всяком случае, полезнее. Вы, наверное, сейчас думаете о мисс... э... Эгг.
– Пожалуйста, называйте ее просто Эгг, – улыбнулась леди Мэри.
– Благодарю вас.
– Она очень импульсивна. Если увлечется чем-нибудь, ее не образумишь. Мне не нравится то, что она затеяла, я уже вам говорила. Но разве она станет меня слушать?
Огорчение, звучавшее в голосе леди Мэри, позабавило мистера Саттертвейта. «Если бы она знала, что горячность Эгг не что иное, как разновидность все той же старой как мир игры, когда женщина старается завлечь мужчину, она бы, наверное, ужаснулась...»
– Эгг мне говорила, что мистера Баббингтона тоже отравили. Как, по-вашему, мистер Саттертвейт, это правда? Или фантазии моей неугомонной дочери?
– Это мы узнаем после эксгумации.
– Стало быть, эксгумация состоится? – спросила леди Мэри с дрожью в голосе. – Бедная миссис Баббингтон, для нее это, должно быть, страшное потрясение. Ничего ужаснее и вообразить невозможно.
– Вы ведь хорошо с ней знакомы, леди Мэри?
– Да, конечно. Они наши... были наши близкие друзья.
– Вы не знаете, может быть, кто-то все-таки затаил злобу на мистера Баббингтона?
– Да нет же, нет!
– Он вам не говорил о чем-нибудь подобном?
– Нет.
– Они ведь жили дружно между собой, не так ли?
– О, они были счастливой парой, и в детях тоже были счастливы. Денег, конечно, не хватало. Да еще вот мистер Баббингтон страдал артритом. А в остальном у них все было благополучно.
– А Оливер Мендерс ладил с викарием?
– Н-ну... – нерешительно протянула леди Мэри, – пожалуй, не слишком. Баббингтоны жалели Оливера, и обычно во время каникул он проводил у них много времени, играл с их мальчиками... Хотя, кажется, они не слишком его жаловали. Про Оливера не скажешь, что он всеобщий любимец. Вечно похвалялся то деньгами, то сластями, которые он якобы носит в школу, то своими столичными развлечениями. Дети такого не прощают.
– Ну а потом, когда он вырос?
– Потом, кажется, они виделись не слишком часто. Однажды здесь, у меня в доме, Оливер невежливо обошелся с мистером Баббингтоном. Это было года два назад.
– Как же это случилось?