Эркюль Пуаро

– Он говорит, шестьдесят пять футов в высоту? По-моему, меньше. А молодчага этот Рамзес! Хваткий, хоть и египтянин.

– Большого размаха бизнесмен, дядя Эндрю.

Эндрю Пеннингтон одобрительно скосился на нее:

– Ты сегодня прекрасно выглядишь, Линнет. А то я было забеспокоился: совсем с лица спала.

Обмениваясь впечатлениями, группа вернулась на пароход. Снова «Карнак» плавно двинулся вверх по реке. Смягчился и пейзаж: появились пальмы, возделанные поля.

И, словно откликаясь на эти внешние перемены, какая-то тайная подавленность отпустила пассажиров. Тим Аллертон преодолел свою меланхолию. Немного встряхнулась Розали. Повеселела Линнет.

– Бестактно говорить с новобрачной о делах, – говорил ей Пеннингтон, – но есть пара моментов...

– Разумеется, дядя Эндрю. – Линнет мгновенно приняла деловой вид. – Мой брак принес кое-какие перемены.

– Вот именно. Я выберу время, и ты подпишешь несколько бумаг.

– А почему не сейчас?

Эндрю Пеннингтон огляделся. Поблизости никого не было. Пассажиры в основном сгрудились на палубе, между салоном и каютами. А в салоне остались мистер Фергюсон – этот, насвистывая, потягивал пиво за центральным столиком, выставив напоказ ноги в грязных фланелевых брюках; мосье Эркюль Пуаро, прильнувший к стеклу созерцая движущуюся панораму; и мисс Ван Скайлер, сидевшая в дальнем углу с книгой о Египте.

– Прекрасно, – сказал Пеннингтон и вышел из салона.

Линнет и Саймон улыбнулись друг другу долгой, добрую минуту расцветавшей улыбкой.

– Тебе хорошо, милая? – спросил он.

– Да, несмотря ни на что... Забавно, что я ничего не боюсь.

– Ты – чудо, – убежденно сказал Саймон.

Вернулся Пеннингтон. В руках у него была пачка густо исписанных бумаг.

– Боже милосердный! – воскликнула Линнет. – И все это я должна подписать?

Лицо Пеннингтона приняло виноватое выражение.

– Я понимаю, какая это морока, но хорошо бы навести порядок в делах. Во-первых, аренда участка на Пятой авеню... потом концессии на Западе...

Он долго говорил, шелестя бумагами. Саймон зевнул.

С палубы в салон вошел мистер Фанторп. Незаинтересованно оглядевшись, он прошел вперед, к Пуаро, и также уставился на бледно-голубую воду и желтые пески по обе стороны.

– Вот тут подпиши, – заключил Пеннингтон, положив на стол документ и показав где.

Линнет взяла бумаги, пробежала глазами страницу, другую, вернулась к началу, взяла авторучку, подсунутую Пеннингтоном, и подписалась: Линнет Дойл.

Пеннингтон забрал документ и выложил следующий.

Что-то на берегу заинтересовало Фанторпа, и, желая разглядеть получше, он перешел в их угол.

– Это трансферт[88],– сказал Пеннингтон, – можешь не читать.

Линнет тем не менее заглянула в бумагу. Пеннингтон выложил очередную, и ее Линнет внимательно прочла.

– Дела-то все простейшие, – сказал Пеннингтон. – Ничего особенного. Только изложены юридическим языком.

Саймон снова зевнул:

– Дорогая, ты что, собираешься читать всю эту пачку? Эдак ты провозишься до ланча, если не дольше.

– Я всегда все читаю, – сказала Линнет. – Меня так учил папа. Он говорил: а вдруг там опечатка?

Пеннингтон неприятно рассмеялся:

– Ты страх какая деловая женщина, Линнет.

– Мне никогда не стать таким сознательным, – рассмеялся в ответ Саймон. – Я просто не могу читать деловые бумаги. Мне говорят: подпиши где прочерк – и я подписываю.

– Страшная безответственность, – неодобрительно заметила Линнет.

– Непрактичный я человек, – беспечно объявил Саймон. – И всегда такой был. Мне кто скажет: надо подписать – я и подписываю. Чего проще!

Задумчиво глядевший на него Пеннингтон помял верхнюю губу и суховато спросил:

– А не рискованно это, Дойл?

– Чепуха, – отвечал Саймон. – Я не из тех, кто думают, что весь мир собирается обхитрить их. Я доверчивый человек – и это окупается. Со мной еще никто не хитрил.

Тут, ко всеобщему удивлению, к ним обернулся молчавший доселе мистер Фанторп и сказал Линнет следующие слова:

– Простите мою бесцеремонность, но я не могу не выразить восхищение вашими деловыми качествами. По роду занятий – я адвокат – мне приходится с грустью убеждаться, до какой степени непрактичны дамы. Не ставить подпись на незнакомом документе, – это замечательно, просто замечательно!

Он уважительно склонил голову. Потом, зардевшись, отвернулся и снова устремил взгляд на нильский берег.

– М-м... благодарю вас, – растерянно проговорила Линнет и прикусила губу, сдерживая смех. Молодой человек произвел необыкновенно глубокое впечатление: Эндрю Пеннингтон по-настоящему встревожился. А Саймон Дойл – тот не знал, тревожиться ему или смеяться.

У молодого же человека огненно пылали уши.

– Пошли дальше, – с улыбкой сказала Линнет Пеннингтону.

А у того вдруг пропала охота продолжать.

– Отложим до другого раза, – решил он. – Дойл прав: если ты будешь читать все подряд, мы тут застрянем до ланча. И ничего не увидим вдобавок. Первые две бумаги – там действительно горящие дела. Так что поработаем как-нибудь потом.

– Здесь страшно жарко, – сказала Линнет. – Давайте выйдем.