Эркюль Пуаро

Распахнулась дверь, и в салон ступила Жаклин де Бельфор. Откинув голову, она помедлила на пороге, потом дернула шнурок звонка, прошла к Корнелии и села рядом.

– Были на берегу? – спросила она.

– Была. В лунном свете это просто сказка.

Жаклин кивнула:

– Да, прелестная ночь... на радость молодоженам.

Она посмотрела на игравших, задержав взгляд на Линнет Дойл.

На звонок явился мальчик. Жаклин заказала двойной джин. Когда она делала заказ, Саймон Дойл стрельнул в ее сторону глазами и чуть заметно нахмурился.

Жена напомнила ему:

– Саймон, мы ждем, когда ты объявишь.

Жаклин что-то напевала про себя. Когда принесли спиртное, она подняла стакан и со словами: «За то, чтобы рука не дрогнула» – выпила и заказала еще.

Снова Саймон через всю комнату посмотрел на нее. Он невнимательно объявил козыри, и его партнер, Пеннингтон, призвал его к порядку.

В мурлыканье Жаклин можно было разобрать слова: «Он любил ее – и погубил ее...»

– Прошу прощения, – сказал Саймон Пеннингтону. – Идиотизм, что я не пошел в масть. Теперь у них роббер.

Линнет поднялась из-за стола:

– Я уже носом клюю. Пора идти спать.

– Да, пора на боковую, – сказал полковник Рейс.

– Мне тоже, – поддержал Пеннингтон.

– Ты идешь, Саймон?

Дойл протянул:

– Чуть погодя. Может, я пропущу стаканчик на ночь.

Линнет кивнула и вышла. За ней последовал Рейс. Пеннингтон, допив свой стакан, ушел замыкающим. Корнелия стала собирать свое вязанье.

– Не уходите, мисс Робсон, – сказала Жаклин. – Пожалуйста. Мне хочется пополуночничать. Не бросайте меня одну.

Корнелия снова села.

– Девушки должны держаться друг друга, – сказала Жаклин.

Она откинула голову и захохотала – пронзительно и невесело.

Принесли ужин.

– Давайте что-нибудь вам закажу, – сказала Жаклин.

– Нет-нет, большое спасибо, – ответила Корнелия.

Жаклин откинулась на спинку стула, качнув его.

Теперь она уже внятно напевала:

– «Он любил ее – и погубил ее...»

Мистер Фанторп перевернул страницу «Европы изнутри».

Саймон Дойл взял в руки журнал.

– Право, мне пора ложиться, – сказала Корнелия. – Уже очень поздно.

– Вы не пойдете спать, – объявила Жаклин. – Я запрещаю. Расскажите о себе – все-все.

– Право, не знаю... Мне особенно нечего рассказывать, – промямлила Корнелия. – Жила дома, почти никуда не выбиралась. Сейчас я впервые в Европе. Я упиваюсь тут буквально каждой минутой.

Жаклин рассмеялась:

– Да вы просто счастливица! Как бы я хотела быть на вашем месте.

– Правда? То есть... я, конечно...

Корнелия забеспокоилась. Мисс де Бельфор явно выпила лишнее. Особого открытия тут не было для Корнелии: за время «сухого закона» она перевидала множество пьяных сцен – и однако... Жаклин де Бельфор обращалась к ней, глядела на нее, и, однако, у Корнелии было такое чувство, словно та каким-то косвенным образом говорила с кем-то еще.

Но кроме них в комнате было только двое – мистер Фанторп и мистер Дойл. Мистер Фанторп с головой ушел в книгу, а мистер Дойл... какая-то настороженность сохранялась на его лице...

Жаклин повторила:

– Расскажите о себе все.

Что и постаралась сделать привыкшая слушаться Корнелия. Про свое житье-бытье она рассказывала канительно, с ненужными подробностями. Роль рассказчицы была ей внове. Обычно она только слушала. А тут мисс де Бельфор пожелала ее выслушать. Когда Корнелия, выговорившись, запнулась, та поторопила:

– Продолжайте. Говорите еще.

И Корнелия продолжала («Конечно, у мамы очень хрупкое здоровье – бывают дни, когда она ничего не ест, кроме овсянки...»), с горечью чувствуя, как скучны ее излияния и все же, польщенная тем, что ее слушают, даже вроде бы с интересом. Впрочем, так ли это? Не прислушивается ли ее слушательница... Нет, не вслушивается ли она во что-то еще? Да, она смотрит на Корнелию, но, может, в комнате есть кто-то еще...

– У нас очень хорошие курсы по искусству, прошлой зимой я слушала лекции по...

(Сколько сейчас времени? Наверняка очень поздно. А она все говорит, и говорит. Хоть бы случилось что-нибудь...)

И, словно вняв ее желанию, это «что-то» и случилось. Только тогда это не осозналось как что-то особенное.

Повернувшись к Саймону Дойлу, Жаклин заговорила с ним:

– Позвони, Саймон. Мне хочется еще джина.

Саймон Дойл оторвался от журнала и ровным голосом сказал:

– Стюарды легли. Время уже ночь.

– Говорю тебе, мне хочется.

– Ты уже достаточно выпила, Джеки, – сказал Саймон.

Она всем корпусом крутанулась в его сторону:

– А тебе какое дело?

Он пожал плечами:

– Никакого.

С минуту она молча смотрела на него. Потом сказала:

– Что случилось, Саймон? Ты боишься?

Саймон промолчал. Он снова с деланным интересом взял в руки журнал.

Корнелия пробормотала:

– Боже, как я задержалась... мне нужно...

Она затеребила свое вязанье, уронила наперсток...

– Не уходите спать, – сказала Жаклин. – Мне тут нужна женская поддержка. – Она снова рассмеялась. – А вы знаете, чего этот Саймон боится? Он боится, что я могу рассказать вам историю своей жизни.

– Э-э... м-м... – мямлила Корнелия.

А Жаклин ясным голосом сказала:

– Понимаете, в свое время мы были помолвлены.