Эркюль Пуаро

Пуаро замотал головой.

Рейс согласно кивнул в ответ:

– Я тоже так думаю. Это можно смело исключить. Вам решать, старина. Сейчас ваш выход.

Пуаро между тем расторопно приводил себя в порядок.

– Я в вашем распоряжении, – сказал он.

– Там сейчас должен быть Бесснер, я послал за ним стюарда.

Всего на пароходе было четыре каюты-люкс. Две по левому борту занимали доктор Бесснер и Эндрю Пеннингтон; по правому борту в первой располагалась мисс Ван Скайлер, во второй – Линнет Дойл. Следующая за ней была гардеробная ее мужа.

У каюты Линнет Дойл стоял белый от страха стюард. Он открыл дверь и пропустил Пуаро и Рейса. Над постелью склонился доктор Бесснер. Подняв глаза на входящих, он что-то пробурчал.

– Что вы можете нам сказать, доктор? – спросил Рейс.

Бесснер в раздумье скреб небритый подбородок.

– Ach![95] Ее застрелили с близкого расстояния. Смотрите: вот, прямо над ухом – здесь вошла пуля. Очень мелкая пуля, я думаю – двадцать второго калибра. Револьвер – его держали почти вплотную к голове, видите – темное пятно, это обгорела кожа.

Снова накатило тошное воспоминание о тех словах в Асуане.

Бесснер продолжал:

– Она спала, нет никаких следов борьбы, убийца в темноте прокрался к лежавшей и выстрелил.

– Ах! Non! – выкрикнул Пуаро. Пропадавший в нем психолог был глубоко оскорблен. Чтобы Жаклин де Бельфор с револьвером в руке кралась по темной каюте – нет, концы не сходились.

Бесснер уставился на него сквозь толстые стекла очков:

– Но именно так это случилось, уверяю вас.

– Да, да. Я отвечал своим мыслям. С вами я не спорю.

Удовлетворенная воркотня в ответ.

Пуаро подошел и стал рядом. Линнет Дойл лежала на боку. Такая естественная, покойная поза. А над ухом крохотная дырочка с коркой запекшейся крови.

Пуаро грустно покачал головой. Тут его взгляд упал на белую стену, и он буквально задохнулся. На ее опрятной поверхности чем-то буровато-красным была коряво выписана буква «Ж».

Насмотревшись, Пуаро нагнулся к телу и очень осторожно взял правую руку. На одном пальце осталось буровато-красное пятнышко.

– Nom d'un nom d'un nom![96] – воскликнул Эркюль Пуаро.

– Э-э! Что такое?

И доктор Бесснер взглянул на стену:

– Ach! Это.

Рейс сказал:

– Дьявольщина! Что вы на это скажете, Пуаро?

Пуаро несколько раз пружинисто поднялся и опустился на носках.

– Вы спрашиваете, что я скажу по этому поводу. Eh bien, это очень просто, не так ли? Мадам Дойл умирает, она хочет указать на убийцу, и вот она смачивает палец своей кровью и пишет инициал убийцы. Да, это поразительно просто.

– Ach! Но...

Доктор Бесснер готовился заговорить, но Рейс жестом призвал его к молчанию.

– Такое, значит, у вас складывается впечатление? – врастяжку спросил он.

Повернувшись к нему, Пуаро кивнул:

– Да, все это, я говорю, поражает своей простотой. И очень знакомо, не так ли? Такое часто случается на страницах детективного романа. Сейчас это и впрямь vieux jeu[97]. Невольно начинаешь думать, что у нашего убийцы старомодный вкус.

Рейс перевел дух.

– Понятно, – сказал он. – А то я было подумал... – Он оборвал себя.

Бегло улыбнувшись, Пуаро сказал:

– Что я верю в избитые штампы мелодрамы? Однако извините, доктор Бесснер, вы что-то хотели сказать.

Бесснер возмущенно заклекотал:

– Что хотел сказать! Ф-фу! Что это все абсурд! Нонсенс. Несчастная дама умерла мгновенно. Чтобы обмакнуть палец в кровь (а здесь, как видите, и крови мало) и написать на стене букву «Ж» – ф-фу! – это нонсенс, мелодраматический нонсенс!

– C'est de l'enfantillage[98], – согласился Пуаро.

– Но сделано это с каким-то намерением, – рассудил Рейс.

– Естественно, – согласился помрачневший Пуаро.

– Интересно, что стоит за буквой «Ж»? – спросил Рейс.

На это Пуаро незамедлительно ответил:

– За ней стоит Жаклин де Бельфор, молодая дама, которая несколько дней назад объявила мне, что больше всего на свете желает... – Он остановился и потом размеренно процитировал: – «приставить к ее голове маленький пистолетик и спустить курок».

– Gott im Himmel![99] – воскликнул доктор Бесснер.

С минуту все молчали. Рейс глубоко вздохнул и сказал:

– То есть именно то, что и произошло здесь?

Бесснер кивнул:

– Именно так, да. Это был револьвер очень малого калибра, возможно, как я сказал, двадцать второй. Чтобы сказать точно, нужно прежде извлечь пулю.

Понятливо кивнув, Рейс спросил:

– А когда наступила смерть?

Бесснер снова поскреб подбородок.

– Я не претендую на особенную точность. Сейчас восемь часов. Учитывая температуру воздуха вчера вечером, скажу, что она определенно мертва шесть часов, но не более восьми, пожалуй.

– Получается между полуночью и двумя часами.

– Именно так.

Помолчали. Рейс огляделся.

– Как быть с ее мужем? Я полагаю, он еще не проснулся у себя.

– В настоящую минуту, – сказал доктор Бесснер, – он еще не проснулся в моей каюте.

Пуаро и Рейс недоуменно переглянулись.

Бесснер закивал головой:

– Ach, so. Я вижу, вам не сказали. В мистера Дойла ночью стреляли в салоне.

– Стреляли? Кто?

– Молодая дама, Жаклин де Бельфор.

– Он серьезно пострадал? – спросил Рейс.