Эркюль Пуаро

– Может быть, – ответила она без убеждения и с полуулыбкой объяснила: – Я отношусь к этому скептически, потому что Арлена не скрывала того, какая она. Она не строила из себя честную женщину.

– Вы считаете, что ее муж не был бы в неведении... о ее поведении?

Наступила тишина. Нахмурив брови, Розамунда думала. Наконец, она произнесла медленным и колеблющимся голосом:

– По правде говоря, я не знаю. Мне всегда казалось, что Кеннет Маршалл принимал свою жену такой, какой она была, не строя на ее счет никаких иллюзий. Но, может быть, все обстояло по-другому...

– Вы хотите сказать, что он полностью доверял ей?

Розамунда отреагировала с живостью.

– Мужчины бывают так глупы! – воскликнула она. – Каким бы Кеннет ни казался умудренным человеком, он ничего не знает о жизни! Я совсем не исключаю

того, что он слепо доверял ей. Может быть, он думал, что поклонники его жены ограничивались лишь преклонением перед ней!

– Знаете ли вы кого-нибудь, кто питал бы вражду к Арлене Маршалл?

Она улыбнулась.

– Я могу назвать лишь ревнивых женщин. Но так как ее задушили, я полагаю, что ее убил мужчина.

– Вы не ошибаетесь.

Она еще немного подумала и сказала:

– Нет, мне никто не приходит в голову. Вам лучше обратиться к тем, кто ее знал лучше, чем я...

– Благодарю вас, мисс Дарнли.

Она слегка повернулась к Пуаро.

– У мосье Пуаро нет ко мне вопросов? – с легкой иронией спросила она и улыбнулась.

Он отрицательно покачал головой и улыбнулся ей в ответ.

Розамунда Дарнли встала и вышла.

ГЛАВА 8

Они были в бывшем номере Арлены Маршалл.

Черед две большие стеклянные двери, выходящие на балкон, виднелся большой пляж и за ним море. Солнце заливало комнату, и в его лучах поблескивал удивительный ассортимент предметов, загромождавших туалетный стол: всевозможных флаконов и баночек с кремами и румянами, благодаря которым процветают институты красоты. В этой типично женской комнате орудовали трое мужчин.

Инспектор Колгейт выдвинул и задвигал ящики. Найдя пачку писем, связанных ленточкой, он что-то буркнул и начал просматривать их вместе с полковником Вестоном.

Эркюль Пуаро осматривал содержимое платяного шкафа. Пересмотрев великое множество разнообразных платьев и спортивных костюмов, он потратил несколько минут на полки, где стопками лежало шелковое белье. Затем он перешел к части шкафа, отведенной под головные уборы. Там лежали две огромные пляжные шляпы из картона, одна лакированная, красивого красного цвета, другая – бледно-желтая, а также соломенная гавайская шляпа, синяя шляпа из фетра, три или четыре абсурдные маленькие шляпки, каждая из которых стоила внушительное количество гиней, нечто вроде темно-синего берета, сооружение, которое нельзя было назвать иначе, как подушечкой из фиолетового бархата и, наконец, тюрбан светло-серого цвета.

Пуаро тщательно осматривал весь этот арсенал; его губы раздвигались в легкой улыбке и он тихо шептал:

– Les femmes![11]

Полковник Вестон связывал найденные Колгейтом письма в пачку.

– Здесь есть три письма от Редферна, – объявил он. – Может быть, этот молодой вертопрах когда-нибудь поймет, что женщинам писать нельзя. Они клянутся, что сожгли ваши письма, а на самом деле хранят их на память! И еще я нашел письмо от, как мне кажется, другого юного кретина того же сорта!

Он протянул письмо Пуаро, и тот прочел вслух:

«Моя обожаемая Арлена!

Господи, какая на меня нашла тоска! Ехать в Китай и знать, что, может быть, пройдут годы, прежде чем мы снова встретимся! Я не подозревал, что можно любить женщину так, как я люблю тебя! Спасибо за чек. Судебного преследования не будет, но я висел на волоске!.. Но что поделать? Мне были нужны деньги, много денег... и нужны они мне были для тебя, любовь моя! Сможешь ли ты меня простить? Я бы хотел вдеть бриллианты в твои уши, в твои мной обожаемые прелестные ушки и обвить твою шею прекрасными жемчужинами. Вернее, так как говорят, что в мире больше нет хорошего жемчуга, подарить тебе какой-нибудь сказочный изумруд... Да, изумруд! Зеленый, холодный, сверкающий тайным огнем... Я умоляю тебя не забывать меня, и я знаю, что ты меня не забудешь. Ты моя навеки!

До свидания! До свидания! До свидания!

Дж.Н.»