Есенин, его жёны и одалиски

Бениславская проглотила обиду, но унижения не перенесла – очередной раз попала в больницу. Находясь в оной, в отчаянии писала: «Я опять больна и, кажется, опять всерьёз и надолго. Неужели возвращаются такие вещи? Казалось, крепко держу себя в руках, забаррикадировалась, и ничто не помогло. И теперь хуже. Тогда я была моложе, верила в счастье любви, а сейчас я знаю, что “невесёлого счастья залог – сумасшедшее сердце поэта”, и всё же никуда мне не деться от этого. Опять тоска по нему, опять к каждой мысли прибавляется это неотвязное ощущение его. Опять все скучны. Перед отъездом в Крым были ещё дни; если б тогда уехать, то на месяц я была бы свободна, “а теперь, как глаза закрою”… вижу клетчатую кепи и… ну всё равно и сейчас уже не сумею заслонить чем-нибудь подставным. Раньше в этой подмене было ощущение новизны, а сейчас скучно всё это, невыносимо такое “не настоящее”, а “настоящее” – “блуждающий огонь”, и плохо мне. Я сейчас сильнее. Умею отдыхать, несмотря на тоску, но больна, конечно. Но нет, надо взять себя в руки, нельзя так».

О своём возвращении в Москву Сергей Александрович не счёл нужным уведомить Бениславскую, и она писала в дневнике:

«26. 8. 24. Вот, как верная собака, когда хозяин ушёл – положила бы голову и лежала бы, ждала возвращения. Крым. Гурзуф».

Вернувшись в Москву, Галина Артуровна уже не застала Есенина – 3 сентября он уехал в Баку, оставив памятку о себе (кроме починенной кровати) – хорошенького щенка.

Серёжка. Как-то Сергей Александрович проходил с сестрой у Иверских ворот и увидел на руках молодого вихрастого парня рыжего щенка, который дрожал всем своим маленьким телом. Поворачивая щенка в разные стороны, парень предлагал свой товар:

– Не надо ли собаку? Купите породистую собачку!

– С каких это пор дворняжки стали считаться породистыми? – бросил проходивший мимо рабочий.

Иверские ворота

– Это дворняжка? Да у какой же дворняжки ты встречал такие отвислые уши? Понимал бы ты, не говорил бы, чего не знаешь, – возмутился парень и обратился к Есенину: – Купи, товарищ, щеночка. Ей-богу, породистый. Смотри, какие у него уши. Разве у дворняжек такие бывают? Недорого продам, всего за пятёрку. Деньги нужны и стоять мне некогда.

Есенин подошёл к продавцу и погладил щенка. Почувствовав нежное прикосновение тёплой руки, щенок облизнулся, заскулил и ткнулся мордочкой в рукав пальто поэта, который сразу расцвёл в озорной улыбке и предложил сестре:

– Давай возьмём щенка.

– А где же мы его будем держать? Ведь здесь нет ни двора, ни сарая.

– Вот дурная. Да ведь породистых собак держат в комнатах. Ну и у нас он будет жить в комнате.

– А вместе с этой собакой нас с тобой из комнаты не погонят? – робко напомнила Катя о возможностях их жилищных условий. Словом, задуматься было о чём, но Есенин легко отгонял от себя мрачные мысли, а потому на предупреждение сестры заявил, улыбнувшись:

– Ну, если погонят, то мы его кому-нибудь подарим. Это будет хороший подарок. Возьмём.

Уплатив пять рублей, Сергей Александрович взял из рук парня дрожавшего щенка, расстегнул шубу и, прижав крохотульку к груди, запахнулся. Так и нёс своё приобретение до самого дома. Войдя в квартиру, осторожно опустил щенка на пол и на удивлённый возглас Галины Артуровны, озорно улыбаясь, рассказывал:

– Идём мимо Иверских. Видим: хороший щенок и недорого. Хорошую собаку купить теперь не так просто, а это – настоящая, породистая. Смотрите, какие у неё уши.

Есенин волновался, но к появлению нового поселенца все отнеслись почти одобрительно. Сергей Александрович дал ему своё имя, и все звали щенка Серёжкой. Прошло несколько дней, и щенок стал проявлять беспокойство: скулил и лапами теребил свои длинные отвислые уши. И вскоре выяснилось, что уши у него были пришиты. Обращение «породистого» щенка в дворняжку веселило поэта несколько дней – хохотал до слёз.

Серёжка радовал хозяина, отвлекал от тяжёлой повседневности. У Есенина всегда было много друзей – к сожалению, много и так называемых. Постоянные разочарования в людях рождали у поэта недоверие к ним, желание отстраниться, отгородиться от них. Тема некой отверженности от людского сонма наглядно проявляется в стихотворении «Я обманывать себя не стану…»: