Есенин, его жёны и одалиски

Примерно такую же картину творческой лаборатории поэта даёт И.И. Старцев: «У Есенина была своеобразная манера в работе. Он никогда не планировал на бумаге. В черновиках его редко можно обнаружить следы кропотливого писательского труда. Он брался за перо с заранее выношенными мыслями, легко и быстро облекая их в стихотворный наряд. Закинув руки за голову, он, бывало, часами лежал на кровати, ни с кем не разговаривая, и не любил, когда его в такие моменты беспокоили». Застав однажды Есенина в таком оцепеневшем состоянии, Сахаров спросил, что с ним. Есенин ответил: “Не мешай мне, я пишу”».

За зиму 1924/25 годов, которую Сергей Александрович провёл на Кавказе, Бениславская приобрела кое-что из мебели и создала некий уют в своей комнате. Из бытовых новинок всем запомнился небольшой пузатый самовар, у которого любил посидеть вернувшийся с Кавказа поэт. Хорошо известна фотография Сергея Александровича с матерью за этим самоваром. А вот что вспоминал в связи с ним писатель Всеволод Иванов:

«Есенин вставал рано, ровно в девять. На стол ему подавали самовар и белые калачи, которые он очень любил.

– Потчую по-приятельски, а гоню по-неприятельски, – приговаривал он. – А теперь, после нашего рязанского чая, попробуй-ка кавказского. – И он доставал из-под стола бутылку с красным вином».

Есенин довольно близко сошёлся с Всеволодом Ивановым, писал о его «глубокой талантливости», особо подчёркивая, что «язык его сжат и насыщен образами, материал его произведений свеж и разносторонен». Всеволод Вячеславович, будучи ровесником поэта, смотрел на него как на старшего собрата по перу. Интересны его наблюдения за Сергеем Александровичем.

«Стоя перед зеркалом, Есенин любил повторять:

– Как поприумоюсь, да поприоденусь, да попричешусь, так что твой барин стану. Люблю кривые зеркала – как тобой кто залюбуется, ты и думаешь: “А что, взял?”

С. Есенин с матерью

– А ты весёлый, – сказал я с удивлением.

Есенин ответил:

– Не я весёлый, а горе моё весело».

О горе Сергей Александрович обмолвился к слову: весной 1925 года никакого горя[116] у него не было, а напротив – великолепная поэма «Анна Снегина», шикарный цикл стихотворений «Персидские мотивы» и увлечение С.А. Толстой.

С Софьей Андреевной Есенин познакомился 5 марта, а 9-го, на очередной вечеринке, объявил о своём намерении жениться на внучке великого писателя земли русской. А.А. Берзинь, одна из нянек Сергея Александровича, ошалевшая от такой прыти уже зрелого человека, позвала Бениславскую на кухню и попыталась вразумить хотя бы её:

– В чём дело, Галя, я ничего не понимаю.

У неё жалкая улыбка.

– Что ж тут не понимать? Сергей собирается жениться… Он же сказал тебе об этом…

– Ты же знаешь, что Сергей болен, какая же тут свадьба?

Она устало машет рукой, и в её глазах я вижу боль и муку.

– Пусть женится, не отговаривай, может быть, она поможет, и он перестанет пить.

Зная о вспыльчивости и быстром затухании чувств любимого, Галина Артуровна надеялась, что то же самое будет с его увлечением Толстой.

«Русский “фашист”». В начале ноября 1924 года был арестован старый приятель Сергея Александровича поэт А. Ганин. 13 ноября на Лубянке было начато дело «Ордена русских фашистов». Такое название чекисты дали группе из четырнадцати человек, которых возглавлял Ганин. Группа состояла из никому не известных маленьких людей – начинающих поэтов и мелких служащих, объединённых идеей борьбы с режимом большевиков. В ней не было ни одного крупного писателя, философа или политического деятеля. Тем не менее вчерашние крестьяне сумели создать великий документ русского народного сопротивления – манифест «Мир и свободный труд – народам», который гласил:

«При существующей государственной системе Россия – это могущественное государство, обладающее неизбывными естественными богатствами и творческими силами народа, – вот уже несколько лет находится в состоянии смертельной агонии.

Ясный дух русского народа предательски умерщвлён. Святыни его растоптаны, богатства его разграблены. Всякий, кто не потерял ещё голову и сохранил человеческую совесть, с ужасом ведёт счёт великим бедствиям и страданиям народа в целом.

Каждый, кто бы ни был, ясно начинает осознавать, что так больше нельзя. Каждый мельчайший факт повседневной жизни – красноречивее всяких воззваний. Всех и каждого он убеждает в том, что если не предпринять какие-то меры, то России как государству грозит окончательная смерть, а русскому народу – неслыханная нищета, экономическое рабство и вырождение.