Есенин в быту

Вот мы и подошли к самому главному: официально Сергей Александрович не был женат на Галине Артуровне. Это первое. Теперь обратим внимание на обращение Есенина к Дункан и к Бениславской: к первой на «ты», ко второй на «вы» (и в быту, и в письмах). И наконец, сидя на кровати Галины Артуровны, поэт объяснялся в любви Дункан. Невольно возникает вопрос о том, что здесь что-то не стыкуется.

Выше уже говорилось о цикле стихотворений, посвящённых Есениным А. Л. Миклашевской, о высоте чувств, которые вызывала эта женщина. Первое стихотворение этого цикла написано до 22 сентября 1923 года:

Заметался пожар голубой,Позабылись родимые дали.В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.Мне бы только смотреть на тебя,Видеть глаз злато-карий омут,И чтоб, прошлое не любя,Ты уйти не смогла к другому…

Писалось это, когда Есенин жил уже у Бениславской. «Дорогой Анатолий! Мы с вами говорили. Галя – моя жена», – сообщал Сергей Александрович тогда же А. Б. Мариенгофу и продолжал писать поэтические послания Миклашевской. Поэтому невольно возникает сомнение: что-то здесь не так, что-то здесь недоговаривается. Чтобы прояснить ситуацию, надо вернуться к истокам отношений Бениславской и Есенина.

Впервые она увидела поэта 4 ноября 1920 года на вечере, который назвали «Судом над имажинистами». Вот что говорила Галина Артуровна о впечатлении, произведённом на неё поэтом:

– Что случилось после его чтения, трудно передать. Все вдруг повскакали с мест и бросились к эстраде, к нему. Опомнившись, я увидела, что тоже стою у самой эстрады. Как я там очутилась, не знаю и не помню. Что случилось, я сама ещё не знала. Было огромное обаяние в его стихийности, в его позе и манере читать.

С этого дня Бениславская зачастила на Большую Никитскую, где была книжная лавка имажинистов, и на Тверскую в кафе «Стойло Пегаса». И однажды произошло чудо: Есенин, глядя на Галину Артуровну, сказал А. Мариенгофу:

– Толя, посмотри, – зелёные. Зелёные глаза!

Современник оставил портрет Бениславской:

«У хорошенькой Гали тогда ещё были косы галочьего цвета – длинные, пушистые, с бантиками, а крепенькие ноги обуты в чёрные башмаки с пуговицами».

Но привлекательная внешность не помогала – поэт удивился зелёным глазам девушки и тут же забыл о ней. А в её дневнике появилась невесёлая запись: «Я теперь совершенно не выношу, когда мне говорят, что у меня красивые глаза, брови, волосы. Ничем мне нельзя сделать так больно, так мучительно больно, как этим замечанием. Боже мой, да зачем мне это, зачем, если этого оказалось мало».

Надолго вывела Бениславскую из равновесия женитьба поэта на Дункан: «Как зуб болит, мысль, что Есенин любит старуху». Но вот поэт уехал за границу и новое беспокойство: «Ведь она сберечь не сумеет? Быть может, мы его навсегда уже проводили…»

Эта мысль оказалась решающей в полном изменении отношения Бениславской к своему чувству: «Любить Есенина, всегда быть готовой откликнуться на его зов – и всё, и – больше ничего. Всё остальное во мне для себя сохраню и для себя израсходую». То есть к возвращению поэта в Россию Галина Артуровна пришла к мысли о полном самопожертвовании, без притязаний на ответное чувство. Как Есенин смог уловить этот психологический настрой Галины Артуровны, навсегда останется тайной, но воспользовался он этим в полной мере.

Сохранилось только одно письмо Есенина, в котором говорится о его неравнодушии к Бениславской: «Милая Галя! Я очень люблю Вас и очень дорожу Вами. Дорожу Вами очень… Галя, милая! Повторяю Вам, что Вы очень и очень мне дороги. Да и сами Вы знаете, что без Вашего участия в моей судьбе было бы очень много плачевного».

Прямо скажем: суховато для поэта, да ещё любящего, поканцелярски как-то. Но дальше ещё хуже. В письмах с Кавказа – многочисленные указания по издательским вопросам и финансовым проблемам, а в заключение: «Жму руку» или «Жму Ваши руки». И здесь нет случайности. Даже письма к мужчинам Есенин заканчивал более эмоционально:

«Крепко целую. Жму руку», «Твой любящий тебя Есенин» (П. И. Чагину).

«Целую тебя. С. Есенин» (В. В. Казину).

«Любящий тебя С. Есенин» (В. И. Эрлиху).

«Целую тебя в губы. Любящий тебя С. Есенин» (Н. К. Вержбицкому).

Словом, после поселения Есенина в Брюсовском переулке Галина Артуровна оказалась в двусмысленном положении: поэт взвалил на неё свои издательские дела и финансовые проблемы, заботу о сёстрах (частично и родителях), а сам предпочитал находиться большую часть времени на расстоянии, весьма далёком от столицы. Более того, в период кратких визитов в Москву он отнюдь не являл собой образец нравственности.

«Сергей понимал себя, и только. Не посмотрел, а как же я должна реагировать (история с Ритой[76], когда он приводил её сюда, и при мне всё это происходило, потом я чинила после них кровать)».