Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ)

Потом иногда поздно вечером, когда ему, уже лежавшему в кровати, долго не засыпалось, он слышал из гостиной родительские голоса; мама и папа что-то взволнованно обсуждали. Пару раз доносились слова о том, что "надо решаться", и о том, что "детям будет трудно", и о том, что "такие вещи должны решать взрослые"... Он догадывался - они хотят предпринять нечто... и хотелось ему спросить - что же именно, - но было не по себе, и он откладывал вопросы... По сути дела - так Мишель понимал теперь, - он боялся увидеть их растерянными и нерешительными. Боялся того, что они вдруг спросят его - а как бы он хотел, - и захотят, чтобы он что-то там выбирал; а в таком возрасте дети ещё предпочитают, чтобы в крупных вопросах их ставили перед фактами. Ибо тогда ребёнок ощущает: эти большие, любящие, те, что рядом, - сильны, уверены в себе, знают, что делать... И мир его тогда остаётся уютным и надёжным.

Его и поставили перед фактом - его и четырёхлетнюю Сюзан. Оказалось, что скоро они все вместе уедут далеко, будут жить в другой стране, в той, где они все - и мама с папой, "и даже вы, малыши", - когда-то родились, и где все понимают "язык, который дома"... Мишелю было жалко расставаться с товарищами, с маленьким и привычным своим миром... И было ему в то же время очень-очень любопытно: мы полетим на самолёте, сказали папа и мама, и ты сможешь увидеть сверху землю, море, облака... а потом перед тобой засверкает огромный город, где дворцы, парки, мосты через широкую реку и подземные поезда... Ему было любопытно, его объял некий восторг предвкушения... Но чуть позже, когда он начал было мечтать о том далёком сверкающем городе, этот образ, покачавшись на волнах фантазии, причалил к берегам памяти и соединился с успевшим приугаснуть, но не забытым видением. Этими словами родители нечаянно всколыхнули в нём притупившуюся, но не изжитую боль - вновь вспыхнули в воображении те светившиеся стёклышки флаконно-баночного городка в комнате Ноэми... И вскоре, перед сном, он тайком от всех плакал под одеялом - да, тогда он точно плакал, это он помнит точно, - прощаясь, может быть, даже не столько с домом, школой, привычным укладом, сколько с невозвратным мироощущением раннего детства. Ибо почему-то именно тогда он осознал: боль эта пребудет с ним всю жизнь, она не пройдёт, она - навсегда...

- 6 -

Завидев впереди эмблему бензоколонки, Мишель Рамбо осторожно взял правее и через две минуты съехал с шоссе и остановился между круглосуточным магазинчиком и примыкающим к заправочной станции навесом автомойки. Остановился только для того, чтобы позвонить, - он не любил стоять на обочине. То, что его чуть встревожило, могло бы и подождать, конечно... И можно прямо теперь же - он ведь в получасе езды от своего городка, - прежде чем домой, заглянуть к маме, живущей через две улицы... Но нет, засиживаться сейчас нет сил, он устал; а мелькнуть и уехать - не совсем красиво... У мамы желательно бывать подольше, ей одиноко после того, как два года назад умер отец - от инфаркта, скоропостижно... И как же хорошо, что она так близко живёт... Мишель набрал номер. Когда мама ответила, он, чуть скомканно перебросившись с нею несколькими дежурными фразами о том, как дела, спросил с ноткой беспокойства: "Ты можешь посмотреть в малиновом альбоме, там ли карточка та... ну, я у дома, перед отлётом... в шесть лет?.." "Зачем тебе это сейчас?" - в мамином голосе прозвучало волнение. "Ну, вдруг подумалось - не пропала ли, а она единственная за те месяцы...". "Сейчас посмотрю, - сказала мама, - а даже если бы и пропала... люди жили когда-то без фотографии, и это не мешало помнить то, что помнилось". "Когда-то и без письменности жили, - отозвался Мишель, - но нам, тем не менее, жаль Александрийской библиотеки..."

Карточка оказалась на месте... Он, поблагодарив, отключился, зажёг ещё сигарету, выехал опять на слабо освещаемое шоссе...