После ужина сыновья засели за свои компьютеры, а Мишель и Аннет перешли в спальню, и он прихватил туда только что сделанный - по второму заходу, - чай с коньяком. "Кури в окошко, потом развеется" - сказала она. Мишель ощутил вдруг, что разговор с комиссаром и Натали Симоне успел "уложиться" в памяти стройно и складно - бери и пересказывай... Так выстраиваются в мыслях иногда целые абзацы и цепочки фраз - только хватай ручку... нет, теперь-то придвигай принтер... Ему подумалось - жаль, когда он увлёкся Библией и вообще религиозной литературой, интернета ещё не было: сейчас минут за сорок можно найти больше информации, чем тогда за неделю, копаясь в картотеках и всматриваясь в корешки на библиотечных полках...
Он рассказал Аннет о разговоре в кафе - стройно, складно, выразительно и с удовольствием тем большим, что произошедшая встреча была связана с творческим успехом. А затем... затем поделился этими раздумьями своими в кафе, наедине с собой, и видениями, представшими перед ним в начале езды по шоссе, когда домики по сторонам показались ему похожими на тот городок из флакончиков... И чуть примолк... и достал ещё сигарету...
- Я очень люблю тебя, Мишель, - молвила внезапно Аннет. - И очень боюсь за тебя...
- Но... чего ты боишься? - удивился он.
- Боюсь, как бы тебя не сорвало с якоря и не унесло, не увлекло куда-то, во что-то опасное и бездонное. Знаешь, я всегда, все эти долгие годы опасалась этого - ещё с тех первых часов, в самолёте, когда тебя именно как будто унесло... когда ты внезапно назвал меня "Ноэми"...
- И как же я замер от ужаса, думая - нанёс дикую обиду... - сказал Мишель.
- А я уже тогда поняла, что она - часть твоей сути, без которой ты не был бы собой, тем, который мне нужен... Нужен несмотря на все эти мои опасения...
Да, отблеск образа Ноэми был "с ними", но не "между ними". И ни с чем текущим не соприкасался, не должен был соприкасаться. Во время первой беременности Аннет, ещё до ультрасаунда, когда они ещё не знали, мальчик родится или девочка, Мишель понимал, что если будет дочь, он не захочет дать ей ТО имя. И не только боясь связанной для него с этим звукосочетанием трагичности, не только опасаясь "накликать", "притянуть"... ибо он ощущал, что в мире действует множество не познанных человеком - в том числе бесконечно лютых и коварных, - сил... Нет, не только по этой причине, но и потому, что "иной Ноэми" не мыслил он в своей жизни...
И когда он признался Аннет в тех своих двух изменах, ей - восстанавливаясь после этого удара, - важно было увериться, что ни в одной из этих женщинах не было ничего такого, что напоминало бы ему Ноэми...
Но почему, почему Аннет думает, что его может взять и увлечь куда-то?.. Она - его якорь, тот якорь, с которого он ни в коем случае не хочет быть сорванным. Что у неё за предчувствия?..
- Я не хочу никуда уноситься, - сказал он вслух. - Пожалуйста поверь мне: ни-ку-да.
- Напиши когда-нибудь о нашем знакомстве - вдруг попросила Аннет. В первые годы она очень любила говорить о том вечере, о той ночи...
- А правда, почему бы не написать? - оживлённо ответил, почти воскликнул Мишель. - Я теперь и вправду возьму и опять попробую писать сюжетные вещи.
- И, кстати, об этом своём Городе ты можешь создать целый цикл, - добавила она, как будто прочитав его мысли. - Ведь действительно очень захватывает твоя "монументальная архаика" - правильно эта Натали сказала... Ты тон найти сумел, а это уже очень много...
"И это реально, - подумалось ему. - Всё-таки поймал я писательскую струнку... И что же - это, выходит, благодаря тому, что полтора месяца назад?.. И ещё - ТЕМ разговорам?.. - В воображении мелькнули лица Андре Винсена и его жены... - Нет, всё это лишь позволило прорасти тому, что уже БЫЛО во мне..."
- Слушай, открой мне продолжение прямо сейчас, - промолвила Аннет. - Я очень боюсь за этого твоего героя - мне кажется, ты бросишь его куда-то в тяжёлые испытания, в некую даль!.. И одновременно - боюсь за тебя. Знаешь, Мишель... я опасаюсь, что ты внезапно возьмёшь и обречёшь себя на что-то... Потому что у тебя - ты уж не спорь, это так, - при всём несоблюдении традиционных предписаний, удивительно, даже отчасти пугающе религиозное мышление... мироощущение...
Он попытался сейчас вспомнить, в котором из читанных в юности классических романов некоему атеисту сказали, что он на самом деле верует "ещё больше священника"... Да... и он там, кажется, ещё всё время чай пил... и вскоре покончил с собой... Рамбо, посмотрев на свою чашку, чуть поёжился от сопоставления... Кажется, Достоевский... нет, не Карамазовы, что-то другое, потом поищу... Впрочем, я, наверное, не выдержал бы мировоззренческой бездны атеизма...