Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ)

- Я не могу мыслить и чувствовать иначе. Если правит случай, то смысла ни в чём не может быть, - повторил он услышанное в юности, после истории с Жюлем, от отца. А мы... обязаны иметь смысл - мы все... Наши ребята должны были родиться - именно тогда и именно такими... И мы должны были встретиться... независимо от моего ранения и от рейса, которым я полетел... А значит, есть направляющая сила в мире...

И это тоже он уже не раз говорил. Люди встречаются не "из-за чего-то", а потому, что им нельзя не встретиться. Ему ли было не думать так, ему ли, столь жаждавшему смысла, столь ожесточённо противящемуся мысли о власти случая и о том... и о том, что человек может взорваться в автобусе именно ИЗ-ЗА булочки, которую ему положили дома и скушав которую он не захотел выйти на предыдущей остановке, чтобы посидеть в пиццерии... Нет, и любая предопределённость менее страшна, чем это... "Мир полон летящих в пространстве и времени стрел, каждая из которых - помысел, движение или поступок, - и никто не знает, ядом или целебным снадобьем смазана та или иная из них и чьей души и жизни заповедано ей коснуться". Так сказал Мудрец Тетрарху, но тот не принял этого - и стал Избавителем... Нет, происходящее всё-таки зависит и от того, что мы носим в себе...

"Мы должны были встретиться... независимо от обстоятельств".

Он снова перелетел мысленно через море и вернулся на двадцать лет назад... Ногу ему тогда вылечили и привели в порядок, он выписался, опять работал охранником, и курьером тоже: купил мотоцикл с автоматическим переключением скоростей - он мог позволить себе это, получив установленную выплату за боевое ранение. Но на армейской медкомиссии ему сказали - всё, парень, с пехотным взводом прощайся... Что ж, это было вполне правильно. Да, он молод, здоров и крепок; но если человек, у которого иногда прихватывает ногу, пойдёт в бой, - он рискует подвести не только себя, но и товарищей, которые могут погибнуть, вытаскивая его: тут не настольный теннис, враг не будет ждать...

Родители и сестра, успевшие, пережив страх и волнения, прийти в себя, откровенно радовались тому, что строевая служба для него закончена... Сам же Мишель принял это спокойно. Друзья останутся друзьями; а стыдиться ему нечего - за него решила жизнь... И не укорял он себя, и не ощущал вины, признаваясь себе в том, что отчасти разделяет и сам чувства близких. "Я не уклонялся от опасностей, я отдал свой солдатский долг, никогда не прятался ни за чью спину, идя под пули... но обязан ли я жалеть о том, что больше не надо под них идти?.." Да, те товарищи, которые остались невредимы, продолжат ходить на сборы, а он нет; но он был ранен в кровопролитном бою, подобного которому и у них, очень вероятно, уже не будет, - такое не часто случается, обычно всё-таки рутинная гарнизонно-полевая служба... Ну что уж тут поделать...

И - ещё сильнее, чем по окончании срочной службы, - потянуло его опять в Европу. Дело было не только в том, что этого хотели мама, папа и Сюзан. Мишелю самому хотелось к семье... и надо было в конце-то концов идти куда-то учиться - сестра уже оканчивала филологический, "а я всё ещё без специальности..." Если же учиться, то лучше, конечно, на языке, на котором мыслишь; "да и ближе мне та жизнь" - не впервые ощущал он... Тем более, что уже не сможет он больше защищать сограждан - детишек и взрослых, - на поле боя...

И через полгода, продав мотоцикл и собрав один-единственный чемодан да ещё наплечную сумку, он приехал в аэропорт... Постоял, прощаясь... Я, конечно, буду ещё приезжать, думал он, да и вообще не знаю точно - не захочу ли вернуться... не знаю, да и кто знает... И всё же это было прощание. Погода была холодная, хмурая, но он любил именно такую, а не изнуряюще солнечную. Этот вечер провожал его, товарищески хлопая по спине и плечам...