Эшелон на Самарканд

И Дееву пора было вставать и идти с Бугом вон со ссыпного пункта: пока возились с отёлом, снаружи вполне могло рассвести. Хотел он глянуть в смотровое оконце и по цвету неба понять время — но взгляд уткнулся во многие другие взгляды: у ограды закутка давно уже стояли и наблюдали за происходящим все, кто ночевал в хлеву. Мучная охрана смотрела мрачно — на теленка в руках у Деева и на самого Деева. А питерцы, наоборот, весело — на саму охрану.

— Спасибо за лампу, товарищи, — сказал Деев, крепче прижимая к себе телка.

Товарищи не отвечали. Обрезы держали за плечами, а руки — на воткнутых за пояс револьверных рукоятках.

Снаружи и правда уже рассвело: узкие лучи света пронзали темное пространство хлева. Скоро проснутся и повылезут изо всех щелей остальные мучные, и лучше бы гостям уйти из деревни до этого часа — их время давно уже вышло.

Не выпуская новорожденного из объятий, Деев кое-как поднялся — одному бы никогда не справиться с такой увесистой тушей на руках, но Буг подсобил, придержал; хотел было и вовсе забрать теленка (огромному фельдшеру нести тяжелую ношу было сподручней), но Деев не отдал. Взвалил на плечи, опять же с помощью Буга, так что передние телячьи ноги свисали с одного плеча, задние — с другого, прижал эти ноги к себе накрепко и двинулся прочь.

Питерцы открыли ему дверь ограждения. Эти ребята не стращали никого и не играли, а просто держали оружие в руках — в открытую, без обиняков. Белозубые улыбки их сияли в предрассветном сумраке, и в улыбках этих Деев прочитал готовность и желание стычки — засиделись мо́лодцы в продотряде. Когда Деев ковылял мимо, один лихо подмигнул ему: не трусь, братишка! Деев хотел подмигнуть в ответ, но лицо перекосилось от натуги, и ответного дружеского сигнала не получилось.

Переставлять башмаки было тяжело — скользили по навозу. Да и телок подергивался тревожно, чуя разлуку с матерью; мускулы его были еще слабы и не умели производить слаженные движения, оттого на плечах словно кисель бултыхался. Кисель весом едва не с Деева.

А он топал к выходу из хлева: медленно, шаг за шагом. Рядом с ним шагал фельдшер — но не лицом вперед, а спиной: глядя на всех, кто двигался следом, и придерживая конфетер на бедре. И питерцы шагали спинами вперед, ощерившись двумя винтовками и маузером. Преследователи замыкали ход — то ли угрожая всерьез, то ли просто стращая и желая этими неприятными минутами отомстить за уведенный из-под носа излишек. Не обгоняли и не окружали гостей, хотя могли бы. И требований никаких не выдвигали. Неужели — обойдется? Неужели — выпустят с мясом?

Когда покидали строение, корова-мать заголосила — заревела низко и горестно, оплакивая украденного сына. Затряслась под ударами деревянная загородка — желая нагнать похитителей, корова билась грудью о стены закутка. Один мучной сплюнул досадливо и остался в хлеву усмирять животное — одним противником стало меньше.

Вышли из хлева. Достигли железнодорожных путей. Вдоль рельсов двинулись к задворкам мучной деревни — ко входу, через который гости проникли в укрепление.

Деев слушал хрустящие в утренней тишине шаги и гадал, откроют ли ворота. А если и откроют — уж не там ли, в густом сосняке, и настигнут их гонители? Пожалуй, это был самый верный способ разделаться с нахальными пришельцами. Самый тихий и самый неприметный.

Остаться с телком на территории, под охраной питерцев, а фельдшера послать в эшелон? И кого он приведет в качестве подкрепления — сестер с Мемелей? Нет, разбивать их и без того крошечную дружину — нельзя.

Не ходить сейчас к воротам, а отправиться к домику правления — просить защиты у Железной Руки? Не обрадуется он тому, что излишки в начале трудового дня всей площади напоказ выставят. Да и кто знает, что у него нынче за настроение.

Попросить питерцев привести товарищей из продотряда? Эти за подмогой не пойдут — слабость свою признавать не захотят.

Как ни крути, а выходила им с фельдшером одна дорога — по рельсам в лес. И уж если случится в лесу том схлестнуться с мучными, то одно Деев знал точно: теленка не отдаст. В револьвере шесть патронов: на всех противников не хватит, но на тех, кто первый к добытому мясу руку жадную протянет, — вполне.

Ворота открыли быстро и без единого вопроса — видно, часовой был предупрежден (Железной Рукой или мучной охраной?).

Деев с Бугом вышли с территории укрепления. Питерские мо́лодцы — следом. И мучные — тоже следом.

Деев с Бугом зашагали по рельсам прочь. Питерские — следом. И мучные — тоже.

Едва вышка часового с прибитыми на ней коровьими черепами скрылась за деревьями, Буг произнес одними губами: «Сейчас начнется».

Клацнули затворы винтовок — это питерцы готовились к стычке.

Деев на ходу нырнул рукой в карман и вытянул револьвер. Придерживал теперь телячьи ножки у груди, не обхватывая их ладонью, а сжатым в руке оружием. Стрелять решил по животам, наповал. Что творится за спиной, видеть не мог, но продолжал перебирать ногами по шпалам. Знал: остановись он или хотя бы замешкайся немного, нарушив сложившийся ход их странной колонны, — и это станет сигналом к началу схватки.