Но колонна затормозила сама: и фельдшер, и питерские защитники отчего-то сбавили ход и встали. Не слышно было преследующих шагов — стояли и мучные. Крепче сжав револьвер, Деев медленно развернулся, с теленком на руках, — и понял причину заминки: со стороны деревни шагал к ним по путям человек. Одна кисть висела чуть ниже другой: Железная Рука. Его-то все и ждали — по-прежнему нацелив друг на друга ружья и в любую секунду готовые спустить курки.
Решил удостовериться, что пришлые покинули укрепление? Или передумал делиться излишками? А может, по его приказу и вывели мучные гостей в лес, а сейчас и питерским будет велено не оборонять, а нападать? Буг с тоской посмотрел на Деева: ох уж этот твой добрый человек!
— Вижу, ночь удалась, — произнес Железная Рука, подойдя близко.
На стволы винтовок и обрезов внимания не обращал — как не замечал. Спустил с плеч и швырнул под ноги гостям объемистый мешок.
— На всякий случай для вас приготовили. И все равно — возьмите.
Деев разрешительно кивнул, и Буг поднял подарок — не раскрывая и не заглядывая внутрь, забросил за спину.
— Теперь дальше, — продолжал Железная Рука деловито, словно беседовали не под прицелами многих ружей, а где-нибудь в тихой конторе. — Эшелон вам задом на трассу не вытолкать. Езжайте через ссыпной пункт, мы откроем ворота.
Деев кивнул опять. На подобную щедрость он и не рассчитывал — боялся, что придется попыхтеть, раком выводя «гирлянду» с отвилка на основные пути, а то и вовсе бежать в Урмары за маневровкой и вытягивать вагоны на трассу по одному.
— Все, — сказал Железная Рука. — Будьте здоровы.
Поняв, что дело решено окончательно, мучные опустили оружие, убрали за спины. И питерцы тоже убрали.
И Деев кивнул — в третий раз.
А потом они бежали по путям — Деев с теленком на загривке и Буг с мешком. Едва веря, что ушли — целые и с мясом. Едва веря, что всего-то и осталось им — проскочить проклятую деревню насквозь и умчаться от нее прочь, чтобы больше никогда не возвращаться.
Паровоз уже пыхтел среди леса, исходя дымом и искрами, — еще вчера было велено машинисту разогреть его к рассвету. И машинист послушно торчал в будке, ожидая начальника эшелона.
Сбросили ношу на тендерную площадку, сами забрались рядом, на угольные кучи.
— Вперед! — закричал Деев. — Птицей, пулей, чертом на метле — вперед!
Пока не передумал Железная Рука. Пока не сочинили какую-нибудь пакость обиженные мучные. Вперед!
И «гирлянда» двинулась вперед. Раздвигая железной грудью сосновые ветви, паровоз громыхал по рельсам. Деев и Буг стояли на тендере — один с револьвером, второй с поднятыми кулаками, — готовые защищать эшелон и свою добычу. На них градом сыпались сбитые паровозной трубой шишки.
В случае нападения Деев решил переть напролом — выбить ворота и протаранить укрепление. Для эшелона на полном ходу — плевое дело. И потому скорость лучше было не снижать, а мчаться на полных парах, предупреждая о себе гудком.
— У-у-у-у! — взвыла «гирлянда», подкатывая к частоколу.
Никто и не думал нападать. Ворота распахнулись предупредительно, и эшелон влетел в деревню, погружая в клубы пара и смотровую вышку с дозорным, и сами ворота, и приколоченные к ним черепа. Помчался по территории, рассекая мучной туман.
Амбары, и сборный хлев, и белые телеги с белыми же лошадьми, и белые человеческие фигурки — все летело мимо, как сон, как предрассветный морок. Да и сама главная площадь, да и дышащие мукой хлебные горы, и тяжелый этот мутный воздух, и плачущие в небе вороны — все было морок, морок…
Выскочили из вторых распахнутых ворот, вдохнули сосновую свежесть утра — и рассеялся.
Летит «гирлянда» по лесу. Зелень по сторонам — яркая, до рези в глазах. Небо над головой — голубое, в синь. Птицы какие-то цвиркают. Смотрят Деев с фельдшером друг на друга, дышат тяжело — и нечего им сказать, и говорить ничего не надо.
А лицо-то у Буга — белое, в мучной пыли! И одежда вся — в муке. А поверх муки-то — дерьмо коровье, толстым слоем по всему телу. А поверх дерьма — черный уголь. Ну и вид у тебя, дед! Не фельдшер, а золотарь пополам с шахтером!
Смех разбирает внезапно. Деев сначала пыжится, сдерживается, а затем смеется всласть. А глядя на него, смеется и Буг — раскатисто и сочно, басом.
А конфетер-то — сработал, дед! Целый ссыпной пункт конфетером в кармане испугали! А ты еще халат нацепить хотел, помнишь? Ох как был бы ты сейчас хорош, в белом халате!
Они хохочут, глядя друг другу в глаза. Встречный ветер щекочет глотки. Животы и щеки ноют от внезапного веселья.
А я-то сам, дед! Посмотри-ка! С меня же навоз кусками сбивать можно, до того грязен. Мы с тобой — два золотаря, на пару. Нет, не золотари даже — два черта, вот кто мы с тобой такие. Два черта из котла с говном!
Отсмеявшись, Буг утирает черными пальцами проступившие слезы. А Деев продолжает гоготать — жмурясь и тряся головой от неудержимого смеха.