— Да, поскольку они обладают некоторыми признаками нордической расы и воспитывались в европейском духе. Если же быть более строгими к их расовой полноценности, то я бы исключил из этой группы литовцев. Все это я говорю вам к тому, мой дорогой Клаус, чтобы вы знали, на кого вам опираться. По уже имеющимся у меня данным, среди железнодорожников того участка, на котором вам придется работать, есть и латыши, и эстонцы. А в Вязах даже два немца. Я думаю, что на их помощь в работе и борьбе с русскими саботажниками и партизанами вы вполне можете рассчитывать. Как у вас обстоит дело с русским языком?
— Брал уроки у русского белогвардейского офицера, князя Долгорукова, выдающего себя за потомка основателя Москвы.
— И вы ему поверили? Да ведь почти все эти жалкие белогвардейцы выдают себя за русских князей, хотя на самом-то деле большинство из них — всего лишь мелкопоместные дворяне. — Пренебрежительно машет рукой фон Гроссе, очень кичащийся своим дворянским происхождением, тоже, кстати, не очень знатным. — Объясняться с русскими вы, значит, сможете и без переводчика?
— Думаю, что смогу.
— Ни в какие дискуссии с ними вступать вам не рекомендую. А с партизанами разговор должен быть совсем коротким — главным образом с помощью автоматной очереди. А вот она может быть и длинной, — раскатисто хохочет полковник. — Да, и учтите еще, что бороться с ними, и вообще с не очень покладистыми русскими любого возраста и пола, предписывается не только войскам СС и СД, но и всем нашим вооруженным силам. Я вам прочту сейчас шестой пункт из директивы номер тридцать три, подписанной начальником штаба верховного главнокомандования генерал-фельдмаршалом Кейтелем.
Фон Гроссе достает из кармана записную книжку и, полистав ее, читает:
— «Войск, выделенных для несения службы в занятых восточных областях, хватит для выполнения задач лишь в том случае, если всякое сопротивление будет ликвидироваться не путем судебного наказания виновных, а распространением со стороны оккупационных властей такого страха и ужаса, который отобьет у населения всякое желание противодействовать».
Закрыв записную книжку, полковник спрашивает:
— Теперь вам все ясно?
— Да уж яснее ясного!
— И вообще, мой дорогой, не стесняйтесь в средствах, действуйте смело и решительно. Диктуйте, навязывайте свою волю везде, где только представится возможность. Берите пример с нашего фюрера. Мне рассказывал один из наших высокопоставленных генералов о его выступлении на совещании руководителей вермахта двадцать третьего ноября 1939 года. Фюрер так прямо им и заявил, что он незаменим. «Ни одна личность, — сказал он, — не смогла бы меня заменить… Я убежден в силе моего разума и в своей решимости… Судьба рейха зависит лишь от меня».
Пристально посмотрев в глаза своего зятя, фон Гроссе настороженно спрашивает:
— Может быть, вам кажется, что фюрер…
— Нет, мне ничего не кажется! Для меня эти слова — лишь бесспорное свидетельство сильной личности, которая, не дрогнув и ни перед чем не останавливаясь, приведет нас к победе над любым врагом.
— Ну, все, мой мальчик, теперь я за тебя спокоен! В твоих личных победах я тоже уверен.
7
В годы Гражданской войны Михаил Миронович Щедров сражался в местных лесах с бандитами, потом работал начальником милиции в разных районах области. Казалось, все ему тут должно быть знакомо, однако, осматривая местность в бинокль, он не узнает ни пологого берега по ту сторону Студеной, ни давно не кошенного луга, за которым пестрят стволы молодых березок, хорошо заметных на темном фоне уходящего за горизонт леса. А ведь несколько лет назад он часто бывал тут, удил рыбу, купался в прохладной, даже в самую жаркую пору лета, реке.
— Вот ведь какая петрушка, Илья Ильич, — усмехаясь, говорит он своему заместителю, бывшему диспетчеру станции Вязы, старому коммунисту Долину. — Будто и не бывал я тут никогда. Вон как сказывается на психике присутствие врага. Все чужим кажется, незнакомым. А ведь километрах в трех от реки село, в котором я когда-то отпуск проводил. Жив ли хозяин той хаты, в которой я квартировал? Ему сейчас около семидесяти должно быть…
— А лес тут густой? — спрашивает Долин.
— Не очень. Это кажется только, что он сплошной стеной. Здесь вообще не столько лес, сколько перелески. Настоящие-то леса юго-западнее. Там чащобы с такими дебрями, что без топора и не пробраться в их глубь.
— Вот бы и нам туда для начала, пока не оглядимся…
— Нам, Илья Ильич, от железной дороги нельзя удаляться. Как только взорвутся мины, которые мы заложили на участке Вязы — Мальцево, надо, не давая гитлеровцам передышки, закладывать новые.
— А эти когда должны сработать?
— Как только фашисты двинут первый свой эшелон из Вяз на восток.
— Так это когда еще будет!..