Эскадрон, сабли наголо!

– Вашбродь, мы на Кавказе, – проговорил вечером в сарае Гончаров. – Тут, на юге, ведь свои законы. В любом случае пока у вас рана совсем не зажила, ни о какой работе для вас и речи быть не может, а вот я бы с удовольствием вокруг осмотрелся. Коли нам не дают третьего пути, то нам самим его придется искать, а для этого нужно хорошо знать местность и иметь хотя бы какой-то запас из долго хранимой пищи.

– Ты сейчас имеешь в виду побег? – посмотрел на него пристально прапорщик.

– Так точно, вашбродь, он самый, – кивнул Тимофей. – Сейчас начало апреля, скоро откроются южные горные перевалы, и можно будет ждать персидских посланников. Времени у нас остается совсем мало, месяц, от силы, думаю, полтора, никак не больше. Одно вот радует – нога ваша начала заживать.

– Да, это тебе спасибо, тебе, Тимофей, – поблагодарил прапорщик. – Удивительно сие, безо всякого лекаря и так ловко справился. А там, на этой дороге, меня не бросил. А я ведь тебя обижал. Э-эх, – вздохнул он смущенно. – Должник я теперь твой.

Копорский действительно начал понемногу наступать на раненую ногу, сильно пока что при этом хромая, но все же это уже был прогресс. После получения одобрения командиром Гончаров переговорил с Джамалем, и он подвел его к распорядителю бека – крепкому, коренастому бородачу с цепким, умным взглядом.

– Твое дело – носить воду в этот кадушка, – толмач перевел слова распорядителя русскому. – Все три кадушка, и еще рубить этот дрова, – показал он на сваленные у стены сарая стволы и сухие ветки. – Надо все их рубить такой кусок, – толкнул он ногой лежащее на земле полено.

С этого момента у Тимофея появилось дело, и теперь он смог выходить за пределы аула к речке. Первое время за ним приглядывал кто-нибудь из мужчин, потом из специально приставленных мальчишек, а затем он уже ходил за водой один. Помимо этого, пришлось мешать в яме глину с навозом, таскать камни и заниматься прочими нехитрыми делами. Пища у пленных заметно улучшилась, а по вечерам даже начали давать куски вареного мяса.

– Уже дней на пять у нас сухих лепешек и сыра имеется, Петр Сергеевич, – развернув узелок, проговорил Тимофей. – И вот даже чего я сегодня добыл, – показал он на заточенную с одного конца железяку. – Похоже на старый клин для колки толстых чурбаков. Вот оно и первое наше оружие.

Было начало мая, установилась ясная и теплая погода, и драгуны решили, что пришла их пора бежать. По ночам Тимофей и Копорский сделали подкоп в дальнем углу сарая, отковыряли на нескольких камнях скрепляющую их между собой известь и хорошо их расшатали.

Аул засыпал. Где-то далеко слышался собачий лай, протопали мимо сарая, переговариваясь между собой, какие-то люди. В щель двери во дворе видно никого не было, и драгуны, вытащив из подкопа несколько крупных булыжников, выгребли вовнутрь помещения землю.

– Вашбродь, я первый, – прошептал Тимофей и нырнул в узкий лаз.

В руках у него был зажатый костыль и узелок с провиантом. Протиснувшись в проем, он заработал коленями и локтями и совсем скоро выполз наружу. Все вокруг окутывала темень, было тихо и спокойно. Снизу послышался шорох, и из лаза выбрался господин прапорщик.

– Веди, Тимофей, – выдохнул он в ухо Гончарову. – Ты уже, небось, здесь все закоулки знаешь.

– Пойдемте, вашбродь, – прошептал Тимка. – Тут вот осторожнее, это дровница сбоку. Прямо за мной след в след ступайте, а лучше вообще за пояс возьмитесь.

Так они и дошли до заднего двора и ограды, где Гончаров развязал веревочный узел и приоткрыл калитку. Скользнув в нее, беглецы прошли полсотни шагов по тропинке и оказались у самого спуска к реке. Сбежав с него, драгуны застыли: впереди, шагах в десяти, шумел поток, заглушая собой все звуки. Нужно было двигать дальше. Перейдя быстрину и чуть было не искупавшись, они, наконец, выбрались на противоположный берег и присели на камни.

– Сейчас от реки отойдем, немного вдоль ущелья прокрадемся, а там и на дорогу выйдем! – перебивая шум воды, крикнул Гончаров.

Вдруг впереди, со стороны тропы, идущей вдоль берега, раздался стук о камни, и мелькнула тень. Затем донесся гортанный крик и грянул выстрел. Пуля просвистела рядом с Тимофеем, и он инстинктивно присел.

– Бежим! – драгуны бросились на береговой подъем и вскарабкались наверх. А в ауле в это время замелькали огни факелов, послышались голоса людей и лай собак.

Беглецов поймали скоро. Не успели они уйти и версты, как их настигли с ищейками. Удары прикладов и тычки сыпались со всех сторон. Под утро избитых, окровавленных, их бросили в ту яму, что была прикрыта деревянной решеткой на заднем дворе.

– Ну вот и все, Петр Сергеевич, навряд ли мы отсюда уже выберемся, – прошептал распухшими от ударов губами Тимофей. – Джамаль рассказывал, что в эту яму самых непослушных рабов раньше скидывали и потом голодом в назидание другим морили. Старая яма, а вот же до сих пор работает, – провел он ладонью по мокрым, скользким каменным стенкам.

Наутро татары сунули в яму шест и по одному вытащили беглецов.