Читаем Если… полностью

…Я остановилась у самого подъезда, чтобы дождаться Романа, у которого были ключи. Как бы я не злилась, а будить его мать в три часа ночи, чтобы войти, я бы никогда не посмела. Два товарища подошли спустя пару минут, по-прежнему с чего-то смеясь. Оба были пьяны настолько, что открыть входную дверь в течение четверти часа так никому и не удалось, а я просто не пыталась, только гневно наблюдала со стороны. Как результат долгого и громкого копошения в замочной скважине, с комментариями приятелей во весь голос, мы все же подняли мирно спящую женщину, которая и впустила нас, но, видимо, совестно от этого стало одной мне, хоть она и не произнесла ни одного укоризненного слова. Пока я смывала макияж и переодевалась в ванной, позаимствовав у Володи длинную просторную футболку вместо ночной рубашки, все разошлись по комнатам и улеглись. Я, стараясь не шуметь и не включая нигде свет, довольствуясь лишь блеклым светом луны, на цыпочках прошмыгнула в спальню, в надежде, что Вова уже спит и я смогу расслабиться хотя бы эмоционально. Казалось, он действительно спал, развалившись на постели в позе морской звезды, так что мне пришлось, будто ювелиру, точно и размеренно координировать свои движения, чтобы, не потревожив его сон, лечь рядом. Мне не хотелось спать, мне хотелось покоя, а потому, наконец-то «оставшись одна», я стремительно ушла в себя, вспоминая наш последний разговор с Еленой в поисках очередных разгадок.

– Таня, – неожиданно шепотом позвал меня Роман, прервав мои мысли, – ты спишь?

– Нет, – тихо, но резко ответила я от недовольства, что мне помешали.

– А Вова спит?

– Да, вроде бы.

– Пошли покурим на лоджию?

Конечно, Рома был сейчас совсем не вовремя, но отказаться от его предложения я не смогла, – сам процесс курения уже несколько успокаивал воспаленные нервы. К тому же, очевидно, в мозгу у Володи внезапно снова произошел переворот, и он в последние дни начал запрещать мне курить, мотивируя это тем, что он просто так решил.

Мы разместились на большой картонной коробке, набитой до предела каким-то хламом, благодаря чему она легко выдерживала вес нас двоих, и закурили. Одну, следом вторую… Чтобы как-то нарушить неловкое молчание, длившееся все это время, парень негромко включил музыку на мобильном и даже иногда подпевал, если можно так сказать о речитативном исполнении стихов. Забавно было его слушать, когда он пытался быстро-быстро проговаривать слова песни заплетающимся от спиртного языком. Не знаю, что так подействовало на меня, но тогда я впервые почувствовала, что мне приятна его компания, более того, он мне даже начал нравиться. Возможно поэтому, когда через несколько песен ритмическая музыка сменилась лирической и юноша пригласил меня на медленный танец, я не стала противиться, хотя очень стеснялась своей неуклюжести.

Я давно знала о влечении Романа ко мне, с первых дней нашего знакомства. Что таить, мне было лестно, пусть я и не показывала этого, держа себя с ним холодно. Он тоже всячески старался этому сопротивляться – честь и хвала такому другу, – вел себя доброжелательно, но очень сдержанно. Я была уверена, что это наваждение у него скоро пройдет, если его не подпитывать, давая повод своим поведением, – что я успешно выполняла, – или частым попаданием на глаза, потому после возвращения парня из армии год спустя ни разу об этом не задумывалась и не вспоминала даже мимолетно. Только сейчас, прижавшись друг к другу в танце, едва прикрытые одеждой, я осознала всю силу его тяготения, так предательски выказываемую телом, и занервничала. Я не могу сказать, что я ему не доверяла, несмотря на то, что он был изрядно выпивший и вряд ли хорошо себя контролировал, но испугалась. Наверное, как я сейчас думаю, причиной тому, скорее, было недоверие к Володе. Как бы ни развернулись дальше события, я не хотела поднимать шум и боялась, что об этом узнает муж… с его патологической ревностью, в проявлении которой всегда виновата женщина, и убежденностью в заговоре против него. Хотя… признаюсь, я больше боялась не столько за себя, сколько, как ни странно, за Рому, который на фоне своего друга все равно виделся более чистым и порядочным.

– Спасибо за танец! – изящно поклонившись, поблагодарил юноша, когда музыка затихла. Это было так мило, что растрогало. Я кивнула головой в ответ, уже немного успокоившись и даже сочувствуя ему, понимая, как трудно ему приходится, но все же поспешила направиться в сторону постели… от греха подальше.

– Давай, может, еще раз перекурим перед сном? – остановил меня он на пороге, как-то жалобно это произнеся. – Пожалуйста! Посиди со мной!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее