Не знаю, что именно ему послышалось под «все нормально», сказанное абсолютно противоречащим словам тоном, а парень так просто сдаваться, видимо, не собирался. Замерев на несколько секунд, он вновь, невзирая на сопящего рядом друга, которого многие предпочитали обходить седьмой дорогой, осмелился повторить попытку, впившись в губы так, что у меня с трудом достало сил отпихнуть его на пол. На такое не каждый отчаявшийся пошел бы, и теперь я по-настоящему разозлилась. Я мгновенно поднялась и села на край кровати, сдерживая свой гнев буквально на пределе возможностей, чтобы не ударить его и не заорать в полный голос. По округлившимся глазам Ромы стало понятно, что он только сейчас пришел в себя и начал осознавать происходящее. Он быстро отполз к своей постели и снова застыл, в страхе ожидая моих дальнейших действий, ни разу даже не шелохнувшись за все время, что я молча всматривалась в него пронзающим взглядом, решая, как мне поступить.
– Угомонись! Или я утром все расскажу Вове! – в конце концов пригрозила я, чувствуя, как от злости искажено лицо.
Будто бы выдохнув с облегчением, Рома тут же затараторил, практически запрыгивая в свою кровать:
– Прости меня, пожалуйста! Не говори ему, прошу тебя! Не знаю, что на меня нашло! Бес попутал! Сам не думал, что на такое способен! Прости, умоляю! Больше никогда и пальцем не прикоснусь, честно! Только не рассказывай!
– Да заткнись ты уже! Спи! Не скажу!
Роман очень скоро заснул; за окном было уже совсем светло. Первый час моих же стараний подремать хоть немного не увенчался успехом. Да и как тут можно было забыться сладким сном после таких виражей? Несмотря на все обиды, нанесенные мне Володей, меня мучила совесть, медленно всаживая свои острые клыки в мою сущность. Я пыталась ее усмирить как могла – и мирными соглашениями, и вескими доводами, но она по-прежнему настаивала на своем: «Поведай все, очистись». Я не хотела ей уступать и повторяла нам обеим: «Перед кем очищаться? Перед ним? За что? И не подумаю!» А она в ответ не унимаясь: «Чем ты в итоге его лучше? Какие претензии ты можешь ему предъявлять? Ты такая же, как и он!»
Словом, наступить на горло собственной совести у меня так и не вышло, но, пообещав ей действовать по обстоятельствам, с возможным исходом в ее пользу, спустя некоторое время она все же позволила мне впасть в дремоту. Открыв глаза через несколько часов, я не сразу вспомнила даже где нахожусь, но на душе, на удивление, было так легко и спокойно, что я не стала торопиться покидать постель, решив немного понежиться. Лишь когда минутами позже в уме восстановилась хронология событий последних суток, я с ужасом осознала, что нахожусь в комнате одна, а значит, Володя, вполне вероятно, уже мог знать о ночном инциденте, надавив на приятеля, который по простоте своей душевной выдал бы себя, сам того не желая. Я начала поспешно собираться, прислушиваясь к звукам в квартире, – слишком тихо, что показалось мне весьма подозрительным. Только сейчас, одеваясь на скорую руку, меня впервые посетила мысль: а что, если Вова изначально все знал? Что, если Рома следовал установленному плану? В том, что Володя запросто мог «срежиссировать» подобную сцену, не было никаких сомнений, но мне было трудно поверить, что в его товарище сидит такой «актерский потенциал», хотя это в некотором роде и объясняло его странное поведение, причину которого давеча я так стремилась постигнуть. А может, дело все-таки не в нем, а во мне? Очередной жизненный урок по «пройденному материалу», который я никак не усвою?